Сами по себе

В комнату вошли три китайца в черных костюмах. Один из них подошел к окну, отодвинул занавески и прищурившись выглянул наружу, в солнечный и плоский постмодернистский пейзаж. Другой вытащил пистолет, вышел на передний план и заглянул в дверь. Он повернулся спиной к человеку с решительным лицом, стоявшему в темноте за краем кадра.

Человек поднял пистолет и выстрелил в черный блестящий затылок китайца.

Марина снова проснулась.

Она сидела в машине Харина, на заднем сиденье. Со дня покупки пистолета прошло два дня и Марина неожидано почувствовала, что прошедшее время окончательно и бесповортно сделалось прошедшим, а настоящее, — неподдельно настоящим. Харин смотрел на нее.

Харин смотрит на нее.

Машина беззвучно движется. За окном неразборчиво и равномерно мельтешит туманная пригородная архитектура. Впереди, за стеклом — два одинаковых бритых затылка. Задача по арифметике: один плюс один плюс один.

Ответ?

Она поднимает пистолет. По крайней мере, представляет себе, что поднимает пистолет. Представляет себе изумленное лицо Харина. Делает мужественное лицо, по крайней мере, и ждет, когда Харин, только что рассказавший неожиданно смешную историю хлопотливого денежного перевода и лихорадочно подыскивающий следующую тему для разговора, повернется к ней спиной, — хотя бы на секунду. Но он не поворачивается. Он все время смотрит на нее, смотрит и смотрит.

Она представляет себе затылок Харина — мощный, со складкой над воротником, с бледноватой беззащитной кожей, просвечивающей сквозь короткую стрижку, и ей становится немного не по себе. Ей совсем не хочется стрелять, ей хочется, на самом деле, ни много ни мало как прикоснуться осторожно ладонью к этому затылку, аккуратно, незаметно потрогать короткие, нежно колючие волосы и сделать потом невинную, как обычно, физиономию, — как будто ничего не произошло.

Неожиданно трепещущий пейзаж за головой Харина заплывает сеткой молочных трещин. Машина виляет и останавливается. От толчка стекло выпадает внутрь, в салон и рассыпается на бесчисленные кубики. На горле у Харина моментально вспухают две симметричные ярко-красные точки. Помотав головой, он нерешительно падает к Марине на колени.

Она беспомощно оглядывается на телохранителей. Она даже выстрелов услышать не успевает, не то что испугаться.

Лобовое стело тоже пробито, сквозь дырки голубеет небо. Один телохранитель лежит, уткнувшись лицом в руль, другой — запрокинув голову так, что бритое темя обозначается на стекле переборки неровным розовым кружком. Автоматная очередь разбивает лобовое стело вдребезги и невыносимо бирюзовое, невыносимо многозначительное небо с непременными клочками облаков по углам разом рушится в машину.

Марина снова смотрит в окно. Она видит двух неопрятных мешковатых мужчин с автоматами, бегущих к машине. Двух мужчин в турецких кожаных куртках.

Она хочет выхватить пистолет и выстрелить. Пистолет выскальзывает у нее из рук. Она видит удивленные, медленно заплывающие туманной пленкой глаза Харина, выкапывает пистолет у него из нагретой промежности, торопливо продевает палец в неподатливую скобку спускового крючка и, почти не глядя, раз за разом выплескивая нестерпимо едкую, целенаправленную ненависть, стреляет в окно, в сторону двух неуклюжих, по всей вероятности, немытых, замаскированных собственной невнятностью людей без внешности.

Мужчины пропадают. Марина чувствует профессиональное удовольствие от попадания. С благодарной симпатией она вспоминает снисходительные наставления Лехи Турка. Главное — не целиться. Когда целишься, — никогда не попадаешь. Эмоции толкаются у нее в груди, как прохожие в очереди. Она давно не чувствовала такой избыточности переживаний.

Внезапно ей становится тесно и жарко. Она роняет пистолет и с трудом выбирается из-под Харина. Голова Харина небрежно подпрыгивает на сиденье. В спине у него еще три дырки, вокруг них — аккуратные мокрые кружочки крови. У Марины на коленях остаются три красные холодноватые полоски.

Марина заглядывает ему в лицо. Глаза Харина уже совсем закрыты, они даже ввалились слегка и глазницы обозначились двумя голубоватыми кольцами.

Она нерешительно тормошит его за плечо. Он не шевелится. Она похлопывает его по щекам. Щеки Харина гладко выбриты. Губы его вытянуты обиженным детским кувшинчиком. Марина снова трясет его. Ей тяжело и неудобно его трясти. Мертвый Харин кажется ей бессмысленным предметом, громоздкой мебелью, неуклюже сваленной в машину.

В отчаянии она пытается выбраться наружу. Дверь приоткрывается и застревает. Марина толкает дверь. Пистолет кувыркается в ногах. Железо скрежещет и дверь застревает снова.

Марина оглядывается на Харина. Харин лежит неподвижно на сиденье. Марина видит короткую детскую шерстку, завивающуюся на полированном изгибе его крупного уха. Она видит мягкую мочку, прозрачную, как крыжовник, с одинокой светящейся морщинкой по диагонали.