— Нечего было в четверг прилетать, — сказал Щукин, накладывая в тарелку дымящееся мясо и щедро поливая его золотисто-коричневой подливой. — Тебе положить кусочек, приятель?
— Издеваетесь? — мрачно спросил Ту Фта.
— Ладно, не обижайся. У нас на обиженных воду возят. Я пожую, подзаряжусь, а ты можешь взять у меня малость джоулей. Так и быть. Но в долг. Получится, будто мы жуем на пару.
Щукин поудобнее устроился на табуретке, вооружился вместо вилки ложкой, чтобы мясо захватывалось с подливой, и принялся за еду. Делал он это неторопливо, по старой цирковой привычке стараясь не есть хлеба, ну разве что полкусочка за весь обед, Наконец он облизал ложку, налил себе чаю покрепче и заметил:
— Ты, брат, какой-то скучный. Рассказал бы о себе, что ли. Как у вас со снабжением? Откуда берутся дети? С жильем как? С культурой?
— Отчего же, — откликнулся эмбрион и сыто икнул. — Пардон… Конечно, расскажу.
— …И даже покажу, — продолжал Ту Фта. — Перед вашими глазами будет как бы экранчик, и на нем по мере надобности будут появляться картинки…
— Не картинки, а изображения, — грубо поправил Щукин. — Тут тебе не детский сад.
— Изображения? Телевичок? — переспросил Ту Фта. — Это посложнее… Ну ладно, так и быть, но я буду вынужден иногда подпитываться от вашего энергоресурса.
— С возвратом, — в который уж раз уточнил Щукин.
— Ну, разумеется, — сказал Ту Фта. — А теперь — начали. Вот такими нас должны были увидеть жители Земли.
Перед глазами Эраста возник черный квадрат, через пару секунд на нем появилось изображение металлической ладьи, испещренной множеством заклепок, в которой находилось с дюжину бородачей в бронированных, судя по всему, телогрейках и головных уборах, смахивающих на современные армейские каски. У этой ладьи почему-то была труба, из которой валил клочковатый дым.
Величием от зрелища и не пахло.
— А так нас провожали, — воодушевлено продолжал эмбрион. — С оркестром, цветами. Были милые юные девушки.
По экрану пошла радужная помеха.
— Простите, — сказал Ту Фта. — Увлекся. Перевожу на земную систему считывания.
Щукин увидел духовой оркестр. По случаю жары оркестранты были в светлых кепочках, а один из них, толстяк с огромным «басом», взамен кепочки пристроил на голову платок с завязанными уголками. Оркестранты потели, надували щеки, вокруг них крутились шустрые черные мухи. Затем появились «милые юные девушки». Самой младшей было лет шесть, самой старшей — все пятьдесят. Их роднила, точнее — сближала, униформа: беленькие маечки, короткие белые юбочки, беленькие гольфики и беленькие же тапочки, сверху — беленькие панамочки. Что было действительно хорошо, так это цветы. Множество ярких, пышных, разноцветных букетов.
Щукин отметил, что у «юных девушек», которым ближе к пятидесяти, ноги не в меру полны. Совсем как у засидевшихся в цирке матрон, никак не желающих понять, что они и бикини — несовместимы.
— А вот такие у нас города, — сообщил Ту Фта.
Щукин увидел пальмовую рощу, хижины на сваях. Хижин было пять, рядом с одной из них, привязанная к свае толстой веревкой, ела банан маленькая суетливая обезьянка.
— А это — мы, — с некоторой торжественностью сказал Ту Фта.
Щукин увидел пустыню и бредущее по ней стадо верблюдов.
— Нет, не эти, а вот эти — мы, — поспешно сказал Ту Фта.
Щукин увидел стоящих столбиками сусликов.
— Накладка, — произнес Ту Фта, и экран превратился в черный квадрат. — Вы все время видите совсем не то, что я хочу вам показать. У вас странное мироощущение.
Внезапно экран вспыхнул, на нем возникла зеленая лужайка, по которой бродили, собирая цветы, загорелые девицы в легкомысленных купальниках.
— Вот это ближе к делу, — сказал Ту Фта. — Сейчас появятся особи мужского пола и произойдет чудо.
Щукин мигнул, а когда через мгновение открыл глаза, то увидел, что девицы с лужайки исчезли. Их место заняли плоховато одетые старушки с авоськами, рыскающие в поисках порожней стеклотары.
— Сдаюсь, — еле слышно сказал Ту Фта.
Экран исчез.
— Почему прекращен показ? — сухо осведомился Щукин.
— Ваши стереотипы, — промямлил эмбрион. — Их ничем не прошибешь.
— Сапожники, — напористо сказал Щукин. — На самом интересном месте…
Ту Фта промолчал.
Мыть посуду Щукин не стал, для этого существовала жена.