Самодержец пустыни

Не стоит считать это чисто монгольской практикой; в том же 1923 году и с той же целью в Петрограде, в обращенной к Невскому проспекту витрине Елисеевского магазина, была выставлена голова знаменитого бандита Леньки Пантелеева. Он погиб в перестрелке с сотрудниками угрозыска, но, поскольку в его смерть не верили, под этим грозным именем в городе скоро начали орудовать другие налетчики[143].

Из Улясутая голову Джа-ламы отослали в Ургу, и, по легенде, Сухэ-Батор скончался в тот самый день, когда она прибыла в столицу. Там голова переходила из рук в руки, из канцелярии в канцелярию, пока не попала в исторический музей, разместившийся в Зеленом дворце умершего к тому времени Богдо-гэгена. Оттуда она вскоре непонятным образом исчезла, но это уже ничем не грозило новым властителям Халхи. Не будь Джа-лама реинкарнацией Амурсаны, народное сознание нашло бы способ воскресить этого человека, вселить его дух в чье-нибудь тело, однако после того, как китайцы ушли, а с севера, провозгласив себя освободителями Монголии, явились красные, миф о “северном спасителе” был обречен на забвение.

В 1985 году Инесса Ломакина обнаружила пропавшую голову Джа-ламы в коллекции Музея антропологии и этнографии в Санкт-Петербурге. Мумифицированная по-монгольски, просоленная и подкопченная, с дырой от пики, она числилась экспонатом № 3394. Оказалось, в 1925 году студент Ленинградского университета Владимир Казакевич, в будущем известный монголист, нелегально вывез ее из Улан-Батора в запломбированном ящике, с сопроводительными документами от советского полпредства, разрешавшими провоз багажа без таможенного досмотра. В Ленинграде он сдал голову Джа-ламы в музей, где ее оприходовали как “Голову монгола”, но, с какой целью была проведена эта секретная операция, неясно. Скорее всего, причина заключалась в характерном для тех лет интересе к особенностям строения мозга неординарных личностей. Эти исследования поощрялись в связи с популярными в СССР неоевгеническими идеями о возможности “научными методами” создать “нового человека”, однако до содержимого черепной коробки Джа-ламы ни у кого из таких специалистов руки так и не дошли[144].

Спустя шесть лет после его смерти мимо Тенпейбайшина проходила экспедиция Рерихов, и Юрий Рерих осмотрел легендарный замок “хозяина Гоби”. Он был совершенно пуст и уже начал разрушаться.

Джа-лама заложил эту крепость не раньше лета 1921 года, когда на западе Халхи начались столкновения между остатками Оренбургской армии Бакича и отрядами Карла Некундэ (Байкалова). Белый генерал-черногорец пришел сюда из китайского Синьцзяна, краском-латыш – из Сибири. Именно тогда Джа-лама и откочевал в Гоби. Подобно беглому унгерновскому есаулу Тапхаеву, он, видимо, надеялся, что в конце концов “красные и белые дьяволы истребят друг друга”, после чего наступит его звездный час[145]. До этого ареной его деятельности был Кобдоский округ, а Унгерн ни разу не выезжал из Урги западнее Ван-Хурэ. Если в 1913 году их встреча и могла состояться, то сейчас они точно не встретились. Поначалу Унгерн питал иллюзии насчет возможности привлечь Джа-ламу к борьбе с красными и отправил ему пару писем, наверняка похожих на те, какие он рассылал многим племенным лидерам от Барги до Казахстана, но очень скоро понял, что это не тот человек, с кем можно иметь дело. Тем не менее сходство между ними было подмечено многими и позднее породило романтическую легенду об их своего рода посмертном свидании.

В 1935 году в харбинском журнале “Луч Азии” ее изложил некто Борис С.[146], пополнив тот слой созданной русскими беженцами в Китае интеллигентской мифологии, где Унгерн был центральной фигурой. Он, как главная опорная колонна, поддерживал своды этого призрачного мира.

История вложена в уста маньчжурского зверопромышленника Петра Сальникова, в прошлом – офицера Азиатской дивизии. О нем говорится как о человеке реально существующем, хорошо известном и фигурирующем под своим собственным, а не вымышленным именем, но это ровным счетом ничего не значит. В борьбе за немногочисленного читателя, невысоко ценившего правду художественную, тогдашняя эмигрантская беллетристика часто маскировалась под журналистику.

В зачине Сальников вместе с женой-монголкой принимает у себя гостей, в том числе автора, и за ужином рассказывает им феерический эпизод из своей жизни.

Завязка следующая: весной 1921 года, когда Азиатская дивизия двинулась в Забайкалье, Сальников с небольшим отрядом был оставлен охранять Ургу. Узнав, что Унгерн попал в плен, он решил вести отряд на восток, в Маньчжурию, но наткнулся на красных. В бою все его люди погибли, спасся лишь сам Сальников. Тяжело раненный, он был придавлен мертвой лошадью, поэтому его не заметили. Не в силах выбраться, он потерял сознание и очнулся уже ночью, почувствовав, что его куда-то везут. Кто? Куда? Ответа нет, Сальников опять впадает в беспамятство.