Самодурка

- Если позволите, я расскажу вам одну легенду, которая очень мне дорога. Хоть я и побаиваюсь её, потому что она страшноватая. Я её расскажу, а потом мы выпьем. Так вот... Это было в Германии, в начале тринадцатого века. Целые толпы простолюдинов - несметные толпы - выступили в крестовый поход. Представьте только себе эту дерзость! Среди них было много детей, отроков, юных девушек и потому поход этот в истории называется детским. Видите, это даже не легенда, это - история. А было так: никакая сила не могла удержать людей по домам - они шли на все, лишь бы отправиться в путь. В деревнях люди бросали свои орудия прямо в поле и присоединялись к толпам паломников. Это было как наваждение. У них не было ни денег, ни запасов еды... Наконец, эти тьмы-тьмущие наводнили всю Германию, а потом и территорию нынешней Франции. Местные, полагая что перед ними пример истинного благочестия, спешили накормить их, чем могли, и дать кусок в дорогу. Церковники же видели в этом походе сущее безумство, массовую эйфорию, за которой не было ничего похожего на истинное благочестие. Миряне, возмущенные подобным скептицизмом, ополчились на церковь, потому что сей подвиг приводил их в религиозный восторг! Вступив на землю Италии, паломники разбрелись кто куда. Многие угодили в рабство к местным жителям. Другие, добравшись до моря, попали на корабли, которые увезли их далеко-далеко, чтобы там, на чужбине, их постигла та же участь. Те, кому удалось добраться до Рима, поняли, что дальнейший путь просто невозможен без поддержки властей, которые и не собирались её оказывать. Тогда они догадались, что потратили силы впустую, и отправились восвояси, разочарованные и совершенно опустошенные. Они заблудились... в самих себе. Возвращались кто как мог - поодиночке, в молчании и унынии, позабыв про пение гимнов и жажду подвигов. По дороге им пришлось терпеть всяческие унижения, многие домой не вернулись, а девицы... если и возвращались, то уж вовсе не девственницами. Их насиловали по дороге. Вот такая история.

За столом воцарилось молчание. Петер сглотнул ком в горле - Инна, протарахтев ему шепотом на ухо всю историю, извинилась и вышла.

- Дорогие мои! - Дато поднялся, царственный и спокойный. - Выпьем за то, чтобы в этом году мы сумели отличить иллюзии от реальности. Чтоб не гнались за призраками и не гневили Бога, изображая из себя всуе борцов за правду. И не пытались постигнуть то, чего понять невозможно. Я думаю, что все настоящее возникает тихо и незаметно. Так давайте двигаться осторожно, мало-помалу, без шума, без лозунгов... Петер, ваше здоровье!

12

- Надя, вы меня слышать? - Петер склонился к самому её уху.

- А? Ой, извините, я задумалась.

- Надя, скажите, вы не бояться? - он попытался обойтись без помощи Инны и прилепился к Наде с этим вопросом, как бы переводя дух после трудного разговора.

- Не боюсь? - переспросила она. Он кивнул. - Чего?

- Эта война - Чечня. Косово... Мир не стоит на нога. Здесь, Москва, бандиты, террор и... ждать месть. Страх в Москве! Вы... вам не так?

Она вскинула на него удивленный взгляд.

- Я об этом не думаю. Просто живу. У нас все время что-то взрывают, кого-то убивают - бизнесменов, журналистов, стариков из-за квартир... у нас квартиры в Москве очень дороги - дороже, чем в Европе. Вы один поздно вечером не ходите - не стоит...

- Так вы бояться?

- Я? Да, боюсь. Я боюсь, что потеряла кота.

- Потеряла... кого?

- Ну, кота! Кошка, кэт, не знаю как это по-немецки... У меня украли кота. И ещё я боюсь, что мой муж разбогатеет.

- Что?

- Муж. Мужчина. Он делает свой бизнес. И я боюсь, что этот бизнес его сломает, убьет.

- Кто убьет? Кто-то хотеть его убить?

- Да, сам себя он хочет убить!

- Не понимаю...

- Душу убить, понимаешь? Смерть - она внутри. Все внутри, понимаешь? А я... - и вся её нежность к Володьке вдруг прихлынула к сердцу, заметалась в душе.

"Не могу без него - дышать нечем, ну что ты за дура, что за толк от твоего дурацкого гонора?!"

Слезы вскипели и вынырнули в уголках глаз. Она вскочила, не замечая уж ничего вокруг, и, едва не споткнувшись о собственный стул, кинулась в ванную... Не сразу её отыскала - тушь уже потекла и Надя тыкалась в белые незнакомые двери наугад. Наконец нашла нужную дверь, заперлась изнутри и разрыдалась навзрыд.

Холодная вода, насморк, чужое мыло, чужое полотенце и лицо в зеркале тоже чужое: испуганное, покрасневшее, какое-то голое без косметики - враз постаревшее лицо...

Тушь, подводка, румяна, ласковые прикосновения помады - все с собой, в сумочке - хорошо, что не позабыла прихватить дома, с утра. А то ведь сорвалась как...

... Ох, и разозлилась же на себя, кулаки стиснула и - хрясь ими с размаху о край голубой раковины! Резкая боль отрезвила и чуть приглушила страх.

И - четко выговаривая слова придушенным шепотом, глядя на себя в зеркало - с ненавистью, с отвращением, сообщила себе: