Самодурка

Все-таки её вырвало прямо в раковину гримуборной - хорошо, что никто не видел... В двенадцать на верхней сцене должна была начаться репетиция "Сестры Беатрисы", и Надя решила загодя туда подняться.

Петер уже сидел там - один в пустом зале - и что-то читал. Надя незаметно приблизилась, встала рядом.

- Добрый день, Петер.

Она не знала как себя с ним вести. То ли она для него и вправду не пустое место, то ли - артисточка каких много... Одна из тех бесчисленных, с которыми он переспал. Он - известный европейский хореограф, фигура, а она... невесть кто. Рядовая танцовщица, которую он вытащил чуть ли не из кордебалета, главную роль дал и - понятно, само собой! - затащил в постель. За все надо платить. Вот, дескать, пускай девочка платит!

Он вздрогнул при звуке её голоса. Побледнел. Вскинул голову.

- Где ты быть вчера вечер? Ты обещала... быть у меня в отель. Я домой к тебе ехал. Адрес брал здесь.. в театре. Ждать тебя около дома до полночь...

- Зачем? Петер, у меня муж, семья...

Этот его сбивчивый и взволнованный говор, этот напор... они смутили и почему-то обрадовали её. Хоть кому-то до неё есть дело!

- Муж? Твой муж не быть дома. Почему? Почему тебя нет, Надя? Почему ты не быть, я... - он окончательно сбился, запутался. - Я тебя хотеть видеть!

Вконец разозлился на свою языковую немощь, рявкнул:

- Иди на сцена! Начать репетиция!

- Но ведь даже концертмейстера ещё нет. Рано...

- Ничего, я петь! Давай! Ты разогреться?

- Да. Я же прямо с класса...

- Хорошо. Встать на первый выход Беатрис.

... и склоняются долу руки, корпус гнется, ломается... Стенает и молится в предрассветной юдоли земной монахиня Беатриса, стенает и молится в тоске и страхе Надежда.

- Так, хорошо! Давай...

В зале стали собираться артисты балета. Пришла концертмейстер. Запыхавшись, влетела переводчица Инна.

- О, Инна, очень хорошо! Я хотеть начать раньше... Но без вас нет... ничего не работать. Тяжело... - Петер передал ей микрофон.

Инна поздоровалась с ним, кивком - со всеми, приняла микрофон, и её профессионально поставленный приветливый голос полетел над пустым залом.

- Здравствуйте, Надежда Николаевна! Если позволите, я буду переводить точно вслед за господином Харером, - обращаясь к вам от первого лица и называя по имени. Хорошо? Отлично, поехали...

И она принялась дотошно переводить все его замечания.

- Так, хорошо! Еще резче корпусом, сильнее нагнись, вот так! Здесь не надо классики, забудь о позициях. Свободно... Когда ты успела выучить текст? Молодец! Да, так лучше... Свободная пластика. Лица тут нет - закрыла лицо руками. Да... Не прямо, Надя, тут нет прямого корпуса. Круазе! Все движения стелются по земле, все тебя тянет к земле - ты тяжелая... Да, вот так! Беатриса боится греха. Она не хочет покидать монастырь, но любит... и уходит в мир. Он сильнее... Вот, бежишь к Беллидору, он для тебя - все! Прогнись сильнее. Так... А здесь опять круазе. Надя! Нет открытых поз, только закрытые. Она закрыта для мира, хотя он и побеждает её. Ладони - к статуе Девы, так... стоп! Этот кусок, пожалуйста, ещё раз, и не показывай нам лица - лицо обращено туда, к нише. Да, так! Еще раз, пожалуйста.

Надя знаком попросила дать ей возможность прерваться - она задыхалась. Черные точки прыгали перед глазами, сердце жгло так, что, казалось, в нем торчит раскаленный штырь, который кто-то медленно проворачивает...

- Надя, можно продолжать?

Она кивнула. Лицо стало серо-зеленым. На неё было жутко смотреть...

- Нина Васильевна, - Инна кивнула концертмейстеру, - пожалуйста, ещё раз финал первой картины. С цифры восемь... Господин Харер просит всех помнить, что здесь, в первой картине все только тени, кроме Беатрисы и высвеченной сзади софитом статуи Девы. Все копошатся, стелются по земле... А потом, когда статуя сходит со своего пьедестала, все должно расцветать. Уже заказаны невероятные, просто-таки фантастические гирлянды цветов - они будут чудо как хороши! Они станут расцветать на глазах, падать с колосников - медленно, как в съемке рапидом... Они покроют всю сцену. Это чудо! Чудо благой улыбки Небес! Над нашими убогими помыслами, над ограниченностью рацио цветет улыбка Небес. И пока мы не замечаем её, пока не уверуем в чудо, мы слепы и глухи. Беатриса покидает монастырь, чтобы познать любовь... земную радость. Измученная, обманутая, она вновь возвращается туда перед смертью, чтобы только взглянуть на статую Девы, которую так любила... В миру она не познала счастья - только муки! И теперь приходит, чтобы умереть в родных стенах, не зная, что в тот час, когда она покинула обитель, Дева, похожая на сестру Беатрису как две капли воды,сошла с пьедестала и заняла её место среди сестер. Она покрыла её грех - двадцать пять лет её жизни в миру - она заслонила Беатрису своей милосердной любовью, а потом снова заняла свое место в глубине ниши. Вот приблизительно это господин Харер просил меня вам передать. А теперь он просит начать со второй картины: статуя оживает, облачается в плащ исчезнувшей Беатрисы... Пожалуйста, начинаем!