- Знаете... - Федорова испытующе взглянула на нее. - Я бы вот здесь, в самом конце вариации сделала вот так...
И она, бросив сумочку, стала показывать. Надя кивала, стараясь сдержать волнение, - ЕЕ Анна признала ее! Федорова встала в финальную позу, словно точку поставила, и обернулась к Наде.
- Конечно, вы вольны делать по-своему...
- Анна Сергеевна! - задыхаясь, Надя перебила её - от собственной дерзости у неё перехватило дыхание. - А вы... вы не согласились бы репетировать эту роль... со мной?
- Ну... не знаю. Что скажет господин Харер - это его балет.
- Он согласится. Я уверена... Да, он почтет за честь, что вы будете работать вместе с ним! А я... я буду просто счастлива!
Федорова улыбнулась. Кивнула. И, подхватив свою сумочку, скрылась в кулисах.
А на следующий день приказом по театру было объявлено, что Анна Сергеевна Федорова готовит с Санковской партию Беатрисы.
Надя ног под собой не чуяла! Жизнь танцевала... И только три человека не вписывались в круг ликования, который будто высвечивался подле нее... её муж, Георгий и Петер Харер.
Володька дома не появлялся. Или являлся тогда, когда заведомо знал, что она в театре. Он, по-видимому, понимал, что той Нади, с которой он прожил пять лет, больше не существует. Ее нет. И она к нему никогда не вернется. Потому что та Надя, которую он увидал, когда она переступила порог своего дома, вернувшись из загородного пристанища, - это была не его жена. Это была другая женщина. Лучше ли, хуже... он не знал. Но знал одно ему не сладить с ней. При ней ему не с руки будет окидывать мир презрительно прищуренным оком, сознавая ощущение своего явного над ним превосходства... Сила в ней появилась какая-то, которой он раньше не видел, не замечал... А он был мал. Он был жалок. И как получилось так, что теперь, - только взглянув на нее, - он почувствовал себя вдруг дешевкой... нет, на этот вопрос Володя ответа не знал. И знать не хотел! Он думал, что после той жуткой ночи... они сумеют все как-то наладить. Что он эту ночь ей простит, и за это она всегда - всю жизнь будет ему благодарна. Что притулится возле него - такая маленькая, жалкая, сломленная... а он будет её опекать. И иногда напоминать ей о своем снисходительном великодушии. Что будет её в кулаке держать! Но... почему-то ей удалось вывернуться. Вырваться из его благородного кулака. На него глядела не сломленная - на него смотрела свободная женщина. Духом свободная. Которая умела летать. А с такой... нет уж, увольте - себе дороже! Нет, с такой ему жить не с руки. Он уйдет. И так будет удобнее. Он ведь всегда хотел, чтобы жилось удобней... Так он и станет жить. И в жизни у него будет полный порядок. И он будет счастлив, да! Потому что, таких, как он, поискать! А эта... С нею не жить, а мучаться. И она его изведет вконец. А ему нужна нормальная классная баба. Чтоб была без этой чертовой утонченности, которая на хрен никому не нужна, без этой дурацкой зауми... И он найдет такую - уже нашел. Милка... да, он влюблен в нее. Влюблен без памяти! И, приняв это мудрое решение, Володя не без душевной муки, - да, что там! - с кровью принялся выдирать корни из берегов своего былого величия - из дома, который мог бы стать для него всем... но стал лишь местом, породившим в нем желчь, горечь и злобу. Потому что попытки взять высоту с налету, рывком и нахрапом, как правило, кончаются неудачей. А ставка в игре проста: стать собой. И неудачи своей он своей бывшей жене никогда не простит... никогда... потому что он оказался из тех, в чьих ошибках всегда виноваты другие.
А Петер... Надя все больше замечала в нем какую-то сковывающую жесткость, словно он по внезапной прихоти надел женский корсет, и эта давящая, мнущая ребра сила изменила в нем все - даже походку, голос...
Она чувствовала, что эта перемена каким-то образом связана с ней, с её внезапным двухнедельным отсутствием,когда он не знал ни где она, ни что с ней...
На репетициях он был внимателен как и прежде. Но во время случайных встреч в коридоре, в буфете или за кулисами после вечерних спектаклей... Петер отводил взгляд, стараясь сделать вид, что её не заметил.
Ей было жаль, что так получилось... Жаль, что ту ночь, которую они провели, - случайную ночь, - он принял так близко к сердцу. Но поделать с собой ничего не могла - её душой, сердцем, рассудком, - всем её существом владел тот, кто напевал "Ростовское танго" под кровом притихшего дома среди запорошенных елей... Тот, который подарил ей легенду о розе и жизнь... живую, новую... Жизнь, в которой затеплился свет.
Но его, - Георгия, Громы, - нигде не было. Она слышала - то ли он заболел, то ли уехал. О нем не говорили в театре - никого он особо не интересовал. И Надя ждала - терпеливо, с верой, надеждой... ждала, что он появится, наконец. И что у их легенды будет - и есть - основание в жизни земной...
* * *