Самодурка

- Что? - та сорвалась на крик. - Я артистка балета, понятно тебе? Балерина, а не святоша! Лампад понавесила... Может, в самом деле тебе не по роли, а по жизни пора в монастырь?

- Да нет, вроде пока ещё не пора... - сказала Надя спокойно, сняла со спинки кресла длинную шаль и плотно в неё укуталась.

- Ах, как мы вошли в роль! Святая ты наша! Может, скоро начнешь творить чудеса? У меня уж все уши в лапше: ах, надо нести свой крест, себя не жалеть... Слушай, дотронься ты до меня, убогой, - может, прозрею, а?!

- Пожалуйста, упокойся.

- Я понимаю - боишься отстать от моды. Сейчас все, кому не лень, в церковь ломятся, так сказать, духовность обозначают... Только теперь, знаешь что самый писк? Белая и черная магия! Салон Алевтины - слышала про такой? Да, их до кучи - этих салонов: моментальный приворот, верну любимого навсегда! Все кругом ясновидящие и у всех результат сто процентов! Так что ты со своими лампадками от жизни отстала! Давай-ка - наверстывай пока не поздно, а то как-то нехорошо - знаменитостям надо впереди прогресса бежать! Про тебя вон ещё до премьеры уж все газеты пишут, - событие, мол! - а ты сидишь тут со своими иконами как бабка старая...

- Марго, милый ты мой дружочек, не шути с этим... пожалуйста!

Надя крепко обняла подругу за плечи, уткнулась носом в её макушку... Маргота сразу вся как-то сникла, замерла, а потом крепко стиснула Надины руки.

- Ну, не дура ты, Надька? - она указала кивком на лападу. - Ну, куда тебя понесло? Один тебя, считай, бросил. Другой избил. Третий изнасиловал! И ты так вот спокойно с этим живешь... Так это все оставляешь!

- А что мне делать по-твоему?

- Мстить! Драться! - Маргота подскочила и стиснула кулаки. В её голосе зазвенел мстительный злой азарт. - Не давать себя в обиду. Иначе растопчут, дура! Сейчас время такое - биться надо за жизнь! Да, как ты можешь прощать мужикам? В них же все зло! Они же тебя... предают, унижают... не знаю, что! И этот твой Грома. Ты ж его любишь! Я же баба - я все вижу! А он женат. И мозги тебе пудрит. Где вот он? У тебя премьера, ты места себе не находишь... а он? А?! Не-ту-ти!!! - Маргота вложила в это последнее слово, расчлененное по слогам, всю свою боль, и обиду... и ненависть к мужикам, к жизни, которая не задалась. - Высосет он из тебя все - молодость, лучшие годы... Надька, брось ты думать о нем, брось, Богом прошу!

Надя некоторое время молчала. Потом присела на корточки возле подруги, обхватила ладонями её нахмуренное, отчаявшееся лицо... Поцеловала. И Маргота приникла к ней, как к крепостной стене, и так, прижавшись друг к другу, сидели они какое-то время.

Включили трансляцию. И голос помрежа, пожелавший удачи всем участникам премьеры, пригласил артистов подготовиться к выходу на сцену - до начала спектакля оставалось каких-нибудь сорок минут.

- Вот ты говоришь - все зло в мужиках... - тихо, вполголоса начала Надя. - А другой скажет - в бабах! В коммунистах или демократах или ещё невесть в ком... И никто, - понимаешь, никто! - даже не почешется в зеркало на себя поглядеть. И все мы такие. Эдакие прижизненные памятники самим себе... Мы же нежить, Марго! И надо было земле поплыть под ногами, чтоб я хоть что-то поняла и... - Надя заплакала. Жалобно, как ребенок. - Ты пойми, это не поза! Понимаешь, Он ждет нас! Ждет, когда мы очнемся. Он в нас верит. И мы... мы нужны Ему. Может, только за этим и пришли сюда, в этот мир, чтобы это понять.

- Кто ждет-то? - утирая слезы подруге, шепнула Марго.

- Ее Сын. - Надя обернулась к иконе.

- Ну, ты, подруга, того... поехала! Ждет! Больше Ему делать нечего! Маргота резко дернулась и кинулась к двери. Но у порога, точно споткнувшись, обернулась, с усилием сдержала себя и выпрямилась. - Надь... ты прости меня. Перед спектаклем... явилась и вот - голову тебе морочу. Я тебе, конечно, завидую, сама знаешь. Я ведь совсем другое пришла сказать. В нашем возрасте люди почти не меняются. А ты... как бы это сказать... Ладно, скоро твой выход, прима-балерина - тебе сосредоточиться надо. Дай тебе Бог! Ну все, пошла в зал - за тебя кулаки держать...

Маргота вылетела из гримуборной. Надя вновь заперла дверь и встала перед иконой, стиснув на груди руки и закрыв глаза. Ее губы едва заметно зашевелились. Тень от лампады стала расти, она покрыла её, но Надя этого не замечала...

* * *

После премьеры, которая прошла с настоящим большим успехом, - Надю вызывали бессчетное число раз, что свидетельствовало: родилась новая звезда! - её поджидали у шестого подъезда мама, сестра Люба и Николай. В руках у него был скромный букетик ирисов. Мать стояла поодаль, прижимая к груди свою сумочку, - такая старенькая, милая... По изжелта-бледному её лицу текли слезы. Надя кинулась к ней.

Когда они обе чуть успокоились, Любка бросилась к сестре с поздравлениями, но Николай с напускной суровостью оттеснил жену и, поцеловав Наде руку, вручил ей букет.