Самое чёрное сердце

— Киро, от героя до маньяка — даже не шаг, а полшага. Случайная жертва, чуть больше ненависти от тех, кто только вчера говорил тебе спасибо, — и вот уже блистательная охотница на тварей сама становится такой же тварью. — Сейчас бы сесть или хотя бы облокотиться о стену, но я сдержался — неохота отстирывать с пальто кровь этой зеленорожей мрази. — А мы так и вовсе не герои, никогда ими не были. Мы наёмные убийцы на службе у государства. Всё, что нас отличает от ассасинов — работа за оклад. И то, что мы сами должны искать тех, кого нужно убить. Доказывать, что их нужно убить.

Киро сокрушённо покачала головой, выдохнула облачко дыма и снова судорожно затянулась.

— Но я и есть тварь, — произнесла она негромко и почти жалобно. — Впервые приходится объяснять очевидное, ведь, знаешь, мне никто и никогда не позволял забыть об этом. Что бы я ни сделала, сколько бы ни старалась! Я стала маршалом просто потому, что хотела защитить людей от сидхе. Но Алькасару не герои нужны, а палач. Крысолов с дудочкой. Чума, которой пугают бессмертных тварей. И они боятся. Лишь у пары-тройки из них достанет храбрости просто произнести вслух — Мериг Майред Мор.

— Мериг Майред Мор? — повторил я машинально — сказалась любовь к новым незнакомым словечкам. — И это…

Киро вздрогнула, чуть пошатнулась, и сквозь марево табачного тумана я вдруг на миг увидел, какая она на самом деле — с кожей оливково-зелёного оттенка, чуть сияющей золотом на висках и острых скулах, и с плавно изогнутыми рогами, словно выточенными из эбенового дерева. С чёрными глазами, в глубине которых парой крошечных пульсаров мерцали пурпурные искры.

Немного жуткая, но не отталкивающая. Совсем нет. Наоборот даже.

— Имя. Истинное. Не разбрасывайся им почём зря, я ведь услышу, — бесстрастно пояснила Киро, взмахом руки вернув себе привычную расцветку. — К чему я вообще вела? Ах, да! Я делаю то, что от меня требуется. Говорю с сидхе на их языке. Они не понимают людских законов, не знают морали, любви, жалости. только силу и жестокость. Будем с ними как с людьми — и нас просто сожрут. Всех нас. Такие дела, чувак.

— Аргументы убедительные, не спорю. Вот только однажды, рано или поздно, ты с ними перегнёшь. И тогда мы с тобой распрощаемся. Даже могу сказать, что будет дальше.

Я затушил сигарету о стену. Хотел было бросить тут же, но вспомнил, в каком. натюрморте сейчас нахожусь, и сунул окурок в карман. Киро повторила за мной.

— Сначала ты лишишься всех рамок. Тех самых, бюрократических. Постепенно вокруг тебя будет всё меньше людей. Это неизбежно, не смотри на меня так — у ребят слишком много работы, чтобы проводить время с тобой. Безнаказанность и одиночество — и вот уже ты сбрасываешь с крепостной стены своего брата. Редкостного ублюдка, для которого пуля в башке — слишком гуманная смерть. Но брата. Затем силком влюбляешь в себя девчонку, которая тебе нравится, и она понемногу сходит с ума. А потом бежишь. Так далеко, как можешь, чтобы заглушить отвращение к себе — и дай Тьма, если тебе на пути попадётся тот, кто сможет вытащить тебя из этой задницы. Потому что если нет. Ты знаешь, как быстро выписывают лицензии на ликвидацию, когда пригорает.

Киро посмотрела на меня странным взглядом. То ли стушевалась, то ли немного, но всё же поняла, к чему я веду. Цветы на ключицах снова поникли, как тогда, в моём кабинете, и я вновь испытал почти непреодолимое желание обнять её. Успокоить хоть немного.

Нельзя. Когда вскрывают нарывы, всегда больно. Зато потом заживает безо всяких следов. Или почти без них.

Я со своими следами свыкся.

— Вы ведь не о сидхе сейчас, сэр?

— Не о них.

Плевать на сидхе. Видят боги, большинство из них давно следовало бы извести под корень, тут вся правда на стороне Киро. Но мне слишком хорошо известно, что делает с мозгами чувство превосходства. На примере Асторнов, всех поголовно. И на собственном тоже: до сих пор не уверен, что стоило забрасывать диплом юриста в дальний ящик. Я был бы великолепным адвокатом, беспроигрышным… выпускал бы из тюрем убийц, насильников, продажных политиков. Много бы времени мне потребовалось, чтобы стать таким же, как они?

— Я далеко не сразу стал ликвидатором, Киро. Вампиры, оборотни, сидхе — какая людям разница? Мы для них всё ещё чудища, которых теперь можно использовать как пушечное мясо. Мне потребовалось много труда, чтобы доказать, чего я стою, и добиться всего, что у меня есть. И я очень не хочу продолбать всё это, понимаешь? И ты не хочешь. Иначе не пошла бы в охотники, а ринулась бы устраивать клумбы в оврагах, как наш новый знакомый флорист.

Она провела ладонью по волосам, спадающим непослушными волнами на хрупкие плечи; накрутила прядь на палец, словно не в силах сладить с собственными руками. Растерянно нахмурилась, глянула на меня снизу вверх — печально, беспомощно, почти умоляюще. Так, словно нуждалась во мне. Будь это иная ситуация, я бы однозначно воспринял такой взгляд как приглашение.

Да я и воспринял. Не разумом, но тем низменным инстинктом, что громко требует вонзить клыки в доверчиво открытую шею и взять свою пинту крови.