Самое главное (СИ)

- Больно нужно – пялиться на тебя, - Дебби за словом в карман обычно не лезет, но сейчас она какая-то тихая, даже на себя не похожа. – Как он?

- Сотрясение, я уже тебе говорил, - любезно улыбается Кинни, и в его улыбке - пара тонн льда и невъебенно сильное желание, чтобы Дебби отвалила с идиотскими вопросами, на которые он не далее, как час назад терпеливо отвечал по телефону. – И я просто попросил помочь с тем, чтобы его нормально накормить, а не с тем, чтобы впридачу к готовке ты выносила мне мозг и мешала ему спать.

- Ну, твой мозг как-нибудь перетерпел бы, - хмыкает миссис Новотны, - но Солнышко мне, и вправду, будить не хочется.

- Вот и хорошо, - напоказ радуется Брайан. – Поэтому ты можешь все оставить и заняться своими делами – я сам разберусь. Уж подогреть и положить в тарелку я смогу.

- Ладно, - покладисто кивает Дебби. – Я сегодня, блять, само смирение. Но за удовольствие видеть заботливого Брайана Кинни это очень маленькая цена.

Брайан кисло ухмыляется, но молчит, никак не комментируя. В свете последних событий комментировать не хочется ничего. Просто – быть рядом и уберечь от любой гребанной неприятности любой, блять, ценой.

- А ты не слишком сейчас трясешься над ним? – осторожно произносит Дебби, выкладывая снедь на стол и в холодильник.

- А что, разве это чье-то ебанное дело? – вежливо интересуется Кинни, весь внутренне ощериваясь, как какой-то психованный ёж.

- Я к тому, золотко мое, что если ты собираешься снова вести себя как полное дерьмо, то лучше и не начинать строить из себя заботливого, блять, мужа, только потому, что ты испуган взрывом, и до тебя, наконец, дошло, как страшно потерять того, кого ты любишь… и вот, пожалуйста, лицо попроще сделай, да? - Дебби успевает делать сразу несколько дел одновременно. А еще - следить за его лицом, на котором, судя по её замечаниям, все как на бумаге написано.

- Не лезь не в свое дело, - Кинни старательно обороняется, да вот только старые фразы, которыми было так удобно отбиваться от доебывающихся доброжелателей почему-то сейчас работать отказываются. – Не лезь… - повторяет он еще раз и замолкает.

Дебби… она же все давно знает, сто лет как. Так что скрывать бесполезно. Он уже три года назад в разговоре с ней признал, что настойчивый голубоглазый засранец все-таки проник за его броню, которой он отгородился от всего мира. И открещиваться от очевидного было бы самым настоящим мудозвонством с его стороны. Потому что кто-кто, а Дебби все видит и знает.

- Он не хочет продолжать отношения, - говорит Брайан так, словно они продолжают старый разговор.

- Переубеди, - Дебби совершенно не удивляется, словно она ждала чего-то подобного.

- Он собирается уйти, - Кинни криво усмехается, закуривая очередную сигарету.

- Не отпускай, - пожимает плечами Дебби, колдуя над кастрюльками и тарелками.

- Он не верит мне.

- А ты чего, блять, хотел? Ты все эти пять лет был важный, как хуй бумажный… никаких бойфрендов, никакой ёбанной любви, только трах… скажешь, нет? Молчишь, золотко?

- Давно не слышал, чтобы ты так ругалась, - Брайан понимает, что ответить, в принципе, нечего. То есть абсолютно. Потому что все это правда от первого и последнего слова. И исправить то, что было за все эти годы уже нельзя. Хуёво.

- Да потому что уже достали вы оба. Ладно Солнышко, он ради тебя на многое закрывал глаза, но вот ты меня просто, блять, поражаешь, - Дебби внимательно смотрит на Кинни. Словно хочет в душу ему заглянуть. – Ты же даже не можешь нормально сказать ему, что ты его любишь или что он тебе нужен.

- Могу… только это уже бессмысленно, - Брайан улыбается, но Дебби видит реальное положение дел и понимает, насколько Брайану сейчас погано. И это отлично, черт побери! Наконец-то этот человек стал хоть немного взрослее.

- Я знаю, Брайан, ты хочешь остаться вечно молодым и прекрасным, вечно веселиться и трахать парней, - говорит Дебби, жестом прося у Кинни сигарету.

- Это не трава, это обычные, - ехидничает Кинни, зная, что Дебби не курит табак, только очень редко, когда волнуется. – И да, я хотел бы таким оставаться вечно, это естественное желание каждого человека. И тем более педика.