Самое главное (СИ)

- Не умничай, - обрывает его Дебби, прикуривая. – Да, естественное. Для идиота. Потому что только идиот не понимает грани между мечтами и реальностью. Наши тела стареют, Брайан, и никакая мечта не способна оставить тебя молодым и красивым навечно. Единственное, что делает нас интересными и нужными – это, блять, любовь. Именно она… и перестань кривляться. Когда ты становишься не таким прекрасным и стройным, когда у тебя появляются морщины и по утрам начинает болеть спина, всегда есть кто-то, кому на это наплевать. Тот, кто любит тебя и не видит твоих недостатков или промахов. Тот, кому по хуй, что у тебя на животе появилась складка или член не стоит так, как десять лет назад. Потому что эти критерии не действуют, когда есть любовь, забота, понимание, нежность… ну, дальше сам продолжишь, основное я уже назвала. И, знаешь, Брайан, лично мне стыдно, что я сейчас стою тут и должна говорить тебе все то, что знает любой, самый тупой педик на Либерти-авеню. А блестящий и ослепительный Брайан Кинни как будто в первый раз слышит.

Брайан закуривает еще одну и молчит. И это молчание говорит Дебби о многом, но самое главное – это то, что Кинни любит Джастина и действительно очень изменился за последние несколько лет. Теперь главное – правильно сказать это Джастину.

- Он просто не верит в то, что это не случилось за один ёбанный момент, он считает, что это из-за взрыва, и я откажусь от него, стоит мне прийти в себя, - тихо говорит Кинни, отворачиваясь. Смотреть на Дебби немного неловко, он еще никогда в жизни не вел ни с кем таких разговоров.

- Неудивительно, - Дебби даже не спрашивает подробностей, все и так ясно.

- Но ведь… Я ведь уже давно…

- Что давно? – все понятно, но миссис Новотны не может успокоиться, пока все не прояснит до конца. Тем более, она видела, как заворочался, а потом замер на диване Солнышко. Пусть послушает, может, если он услышит, как Брайан рассказывает такие несвойственные ему вещи кому-то еще, это заставит его задуматься. И передумать.

- Люблю его, - слова звучат так просто, словно Брайан каждый день их по сто раз произносит. – Только… ему уже, кажется, не нужна никакая любовь.

- Дурак ты, Брайан Кинни, - снисходительно говорит Дебби, помешивая что-то на плите. – Полный и безнадежный дурак. Именно это ему и нужно.

- Что именно? Дурак под боком? – сегодня явно не его день – он постоянно несет такую херню, что самому уныло становится от этой серости.

- Остри, остри… любовь ему твоя нужна. Говорить о ней. Чувствовать её. Видеть в твоих глазах. А не наблюдать каждый день в этом вашем траханном «Вавилоне», как кто-то тебе отсасывает или лапает тебя за член. Я не педик, конечно, но, знаешь, неприятно как-то, даже если вы, два идиота, придумали себе какое-то соглашение, только чтобы оградить свою ёбанную, никому не нужную свободу. Никто на неё не покушается, ясно? И то, что нормально любить кого-то одного – тоже пора понять. Ничего нет страшного в том, чтобы любить, Брайан… и вот только не надо про то, что стоит кого-то впустить в душу – и тебе сразу разбивают сердце и прочую хуйню.

Кинни усмехается – он, и вправду, хотел сказать нечто подобное, только не такими слюнявыми словами. Хотя, какая разница?

- Я не уверен, что нужен ему, - Брайан задумчиво смотрит в окно. – Зачем ему старый и больной клубный мальчик с одним яйцом?

- Так стань для него другим, для тебя это уж точно не проблема, - пожимает плечами Дебби. – А вообще – ты несешь такую хрень, что мне опять за тебя стыдно. По-моему, уже пора признать, что Солнышко совсем не так эмоционально незрел, как ты. И способен отличить просто трах от любви. И если бы он не любил тебя, ушел бы уже лет сто назад.

- Так он и собирается.

- Ну, а вот тут ты сам виноват. И старость и одно яйцо уже точно ни при чем. В общем, Брайан, минутку самобичевания пора заканчивать. И да, можешь не просить – я никому не скажу, что ты вообще способен об этом говорить с посторонними. Но вот с Джастином тебе сделать это просто обязательно. Я уже не говорю о том, чтобы заняться с ним любовью. Не обычным этим вашим трахом, хоть он, наверное, и охуительный, а именно любовью, которую ты всегда держишь в себе и боишься, что она вырвется наружу и тебе придется многое объяснять. Но если ты не сделаешь этого, то будешь последним гребанным мудаком.

- Да, мама, - отвечает Кинни.

И больше они об этом не говорят.

Через четверть часа Дебби уходит, дав Брайану кучу наставлений о том, как что разогревать, наливать и на какую полку холодильника ставить.

Брайан тихо уходит в зону гостиной и садится за компьютер поработать и успокоиться. Разговор с Дебби стоил ему многих душевных сил, но он был необходим.

А потом, когда Джастин проснется, он будет кормить его, и развлекать, и, может, сделает как-нибудь осторожно то, чего хочется больше всего – трахнет его. Ну, или займется с ним любовью – это все настолько давно связано и сплетено, что одно от другого не отличишь.