– В те времена меня называли Осоковой королевой, и сердце мое наполняла зависть к братьям и сестрам, чьи владения были краше моих. Обида терзала меня: я верила, что старший наш брат, Белый король, разделил остров несправедливо, и потому я жаждала отыграться. Это я подсказала Аргейлу, как можно убить фир сидх…
– Железной спицей?
– Железной спицей, смоченной в вашей крови. Тогда, ослепленная торжеством мести, я не понимала и понимать не хотела, какое преступление совершила против моего народа. Оно открылось мне позднее, когда в своих же землях пришлось нам прятаться от людей, ведь без Белого короля наша власть над Альбрией ослабла. Его чары, что я сохранила, помочь не могли – ни на чей зов они не откликались, оставшись острым осколком в моей груди. И тогда я пришла к Ольховому королю и Королеве-под-холмом, чтобы они судили меня.
Я не перебивала ее, лишь изредка косилась на тонкий и скорбный профиль, на сведенные брови, искривленные в горькой усмешке губы. Она говорила не потому, что снизошла к моей просьбе, нет, лишь потому, что и сама давно хотела рассказать свою историю.
А значит, она уже близка к завершению.
– Они сказали, раз мои владения мне пришлись не по нраву, значит, останутся они без королевы. Так я лишилась имени и могущества. Они сказали: раз человека поставила выше своего народа, так кланяйся ему и дальше. Так на меня легло проклятие вечно служить людям. Они сказали: будет так, пока Белый король не простит тебя. Так вместе с ними я стала искать способ его вернуть.
Если зависть когда-то и терзала ее, то сейчас в ее голосе и эха темных чувств не осталось. Та, что звалась Грайне, сожалела не о своих потерях, а о своих ошибках.
И в этом мы с нею были похожи.
Она остановилась, до боли сжала мою ладонь, взглянула в глаза:
– Это я подсказала твоему предку, как одним договором поправить дела – и Ольховый король заполучил жизнь того, в ком есть кровь Аргейла, чтоб взрастить на ней яблоко, которое вернет Белому королю его память. Это я надоумила Элеанор искать помощи в холмах – и Королева-под-холмом вложила в ее чрево искру жизни Белого короля. Долго, слишком долго мы выплетали этот узор, чтоб все сошлось воедино, чтобы брат наш вернулся потомком Аргейла и занял его престол. Чтобы старая его клятва, данная людям, утратила силу. Чтобы Альбрия снова стала нашей.
Мне стоило догадаться – давно еще, когда я услышала старую легенду, которую из теней шептал голос Кейтлин.
– Я всегда думала, что он подменыш, хоть молоко и не скисало рядом с ним.
– Нет, и никогда им не был. Он сын своего отца и внук своего деда. Он Аргейл по крови и по рождению.
– Почему же было сразу не вернуть ему память и чары?
– Я видела, как он рос – как и ты. – Нежная улыбка коснулась ее губ. – Я шептала ему сказки – как и ты. Но мы обе не смогли дать ему то, что хотел он больше всего, – любви. Да, мы вернули Белого короля – но вернули другим. Даже самое светлое и благородное сердце может обезобразить смерть. Мы боялись его…
Она смотрела сквозь меня, словно мимо нее текли воспоминания, раз за разом не позволяя ей выбраться из их потока.
– А сейчас у нас просто нет выбора.
– Да, – она на мгновение прикрыла глаза, вновь возвращая лукавую усмешку Грайне, – сейчас просто нет выбора.
Узкий месяц дивных троп смеялся над нами с небес, и звезды звенели ему в унисон.
9
К шахте пришлось идти по обычной дороге, спотыкаясь на колдобинах и запинаясь о вывороченные камни. Здесь давно не ездили – наверное, с тех пор, как шахту закрыли. Воздух все еще был полон горького и масляного запаха, чуть в стороне темнели остовы домов: то, что не разобрали рачительные сандеранцы, растащили селяне.
Дивный народ терял здесь силы, и уже Грайне опиралась на меня, бледнея с каждым шагом. Когда ей надоели мои взволнованные взгляды, она усмехнулась посеревшими губами:
– Обо мне не беспокойся, я уже была здесь раньше – когда принесла его сюда. Должна сказать, тогда мне было гораздо гаже.
От железной дороги остались только следы щебеночной насыпи и гнилые доски, сваленные в стороне. В сером свете пасмурного утра все казалось усыпанным пеплом, и только вход в шахту чернел среди холмов хищным зевом.
Я разожгла свечи в светильнике, который Деррен предусмотрительно вручил мне в последний момент. На дивных тропах в нем не было нужды – нас щедро дарили сиянием и месяц, и светлячки, и грибы-гнилушки, но вряд ли хоть искра найдется внутри шахт, а надеяться на Грайне не приходилось – она и так уже едва шла.
В блеклом и маленьком круге света маслянисто поблескивала вода, с тихим шелестом сбегал по стенам песок. Потревоженная тишина цеплялась за нас, ватой забивалась в уши, и шум крови звучал громче шагов. Время от времени мне чудились стоны, далекие и низкие, от которых сжималось нутро – словно сама земля тихо выла от бесконечной боли.
Затхло, сыро и студено. Хорошее же место отыскала Грайне для усыпальницы своего короля!
– Здесь нужно спуститься. – Она потянула меня в сторону, и там, где до этого был гладкий серый камень, проявилась черная расщелина.