Самое красное яблоко

Быстро, с кошачьей грацией, взбежали они на чердак, хлопнуло окно, и они выбрались на крышу. Легко закрыть глаза и представить черную фигуру на фоне неба, отливающего багрянцем многих огней, легко представить, как звонко разносится над улицей голос молодого лорда, как он заклинает толпу слушать его, идти за ним и не бояться чужестранцев. Как кричит он, сияя глазами: «Пора им заплатить за все беды, что нам принесли! Скинем же их в море!» Как никто не замечает вторую фигуру – то ли клок тумана, то ли слишком размытую тень, как она вплетает свои чары в слова Боусвелла, и толпа замирает, слушает затаив дыхание, и сандеранцы слушают, не в силах противиться магии, что куда древнее всех их изобретений.

Как падает первый сандеранец с кинжалом Боусвелла в горле, как за ним падают остальные под ударами вил и камней, так и не успев ни выстрелить, ни поднять тревогу. Как змеей толпа вползает в ворота, чтобы распасться по улицам и переулкам на множество ручейков, таких же черных, как и воды Эфендвил. Как новые и новые горожане присоединяются к ним, вооруженные кто чем, как раскатывается над городом звон пожарного колокола, как один за другим загораются огни в окнах, словно огромное чудовище пробуждается ото сна, открывая многочисленные золотые глаза.

Говорят, Каэдмор построен на развалинах города куда более древнего, чем любое поселение людей, говорят, есть у него собственная душа и воля. Если и вправду так, то они – душа и воля чудовища, кошмара… фейри.

А фейри давно были нам добрыми соседями.

Когда крики и гомон толпы стихли за стенами и только глубокий голос колокола разрывал ночь, я накинула капюшон.

– Пора.

Если в городе и оставались солдаты Сандерана, то командование стянуло их к порту, к кораблям, которые и сами были крепостями. Во дворце должна была остаться только королевская стража.

Мы шли по улицам, испятнанным прямоугольниками света из окон, и воины окружили меня и Гвинлледа, встав щитом меж нами и всем остальным миром, хотя, видит Хозяйка, если кого и стоило опасаться – то лишь самого Гвинлледа. Пусть лабиринт столицы, камень и фонари подтачивали силы фейри, все же не было никого, кто мог бы противиться Белому королю. Если я чего и опасалась – лишь случайного выстрела, железа, что может прошить его тело, все еще хрупкое и беззащитное.

Мы оба любили Каэдмор и знали улицы старого города так же хорошо, как и сам дворец, и сейчас страшным узнаванием полнились наши мысли. Там, где раньше тихо шумел маленький сквер с чашей фонтана в паутине тропинок, ныне теснились казармы – опустевшие в сегодняшней суматохе. Их мы все равно обошли стороной.

Вишневый сад вокруг гильдии негоциантов остался прежним, и все так же ветви склонялись над черным кружевом чугунной ограды. Листья давно уже опали, и только сморщенные ягоды сгустками крови чернели среди ветвей, и даже птицы на них не польстились. Я сорвала одну, раскусила и сморщилась – настолько кислой и горькой она была.

Когда мы шли мимо реки, Гвинллед морщился и тер нос, хотя здесь вода пока оставалась чистой, черная пленка ползла медленно и осталась позади. И все же я не могла не вспоминать о ней, не вспоминать свои сны, как все гибнет, стоит ее коснуться.

Гвинллед заметил мой страх, коснулся ладони.

– Не переживай, недобрая королева, – он говорил тихо, не поворачиваясь, словно не меня утешал, а себя, – мы все исправим, мы сможем исправить и исцелить… Я обещаю.

От моря вместе с соленым ветром несло порохом, гарью и кровью, и даже колокольный звон уже не заглушал гром выстрелов. Мы спешили, сбиваясь на бег, огоньки окон поредели и растаяли за спиной, стеной тьмы надвинулся парк – еще не растерявший всю листву и потому скорее пугающий, чем тоскливый.

За ним темной башней должен был встать храм Хозяйки, где давно, словно в другой жизни, венчали Элеанор и Гленна, и сердце сорвалось с ритма, когда глаз не нашел знакомых очертаний. Неужели сбились, заплутав среди узких улочек, позволили памяти обмануть себя?

Нет, гладкая, мощенная камнем пустошь легла там, где раньше стоял идол Хозяйки Котла. И посреди нее высилось что-то – уродливое, зловещее… куда более зловещее, потому что я узнавала очертания.

Как во сне я замерла и пошла к нему, забыв обо всем, и даже неумолкаемый колокол я слышала теперь будто издалека. Куда яснее слышала другое: гул земли, грохот колес, свист. Разбуженная память покорно вывернулась наизнанку, и вот вокруг не Каэдмор, а крохотный городок у шахты, и паровоз мчится к платформе, и черный дым дугой встает над ним, и свет фонаря прорезает тьму. Уже забытые страх и восторг снова накрыли меня с головой, а следом пришла тошнота.

Может, сандеранцы и поклонялись делу рук своих, торжеству разума над природой, но все их изобретения в итоге служили лишь смерти.

Гвинллед встал рядом, коснулся моего плеча, и присутствие его было подобно свежему ветру в лицо.

– Странно, что они поставили его здесь. – Он усмехнулся, без приязни разглядывая паровоз, возвышающийся над нами. – Разве не должны они от каждого инструмента требовать службы, пока от него все еще есть польза?