Пока последний вагон не скрылся за поворотом путей, я стоял на перроне и смотрел вслед уходящему поезду. Он увозил часть меня самого. Мимо всё шли и шли какие-то люди. Им не было никакого дела до одиноко стоящей фигуры, лишь внешне напоминающей человека. Людской поток проносил стук каблуков, обрывки пустых фраз, бесцветные глаза, лица, которые исчезали без следа в глубине платформы. И все они были одинаково серыми и незапоминающимися, как и всё вокруг, ставшее после отъезда Веры серым.
Уезжать всегда гораздо легче, чем оставаться. Тяжело вздохнув, я побрёл, не зная - куда идти. Выйдя на привокзальную площадь, взял такси и поехал домой. Вокруг меня была пустота. Очень ясным желанием было лишь желание застрелиться. Я чувствовал такое отчаянное одиночество, что хотелось разом покончить с ним и с этим, ставшим вдруг чужим, миром. Удерживала лишь мысль, что моя смерть не опечалит никого, кроме мамы, да и просто убьёт её. И если бы не мама, я бы сейчас напился до беспамятства.
Ничто не заполняет душевную пустоту лучше, чем работа. Дома я сел за роман. Текст пошёл, и я засиделся допоздна.
На следующий день с самого утра, накормив маму завтраком и сменив ей бельё, я уже снова сидел за романом. День прошёл в работе над рукописью с перерывами на обед и на мамины процедуры. На улицу я даже не выходил.
Вечером мама попросила меня посидеть с ней. Мы говорили о жизни, о моём детстве, о дедушке с бабушкой, уже давно ушедших из жизни. Воспоминания преображали мамино лицо - оно становилось живым, и из-под бледно-серого тяжёлого налёта пробивался неяркий румянец.
Когда мама была здорова, мы почти не разговаривали с ней на такие темы. А в последний год я узнал много интересного, сидя возле маминой кровати, перелистывая фотоальбомы, которые хранились далеко в шкафах и о которых я почти забыл. На фотографиях молодая мама выходила красивой. И бабушка наша - её мама - тоже была красивой.
- У тебя, наверное, было много поклонников? - поинтересовался я.
- Даже слишком, - попыталась улыбнуться мама.
- А почему ты не вышла замуж?
- Я вышла. Появился ты.
- А потом, когда нас бросил отец?
- Витя, - тяжело вздохнула мама, - давай об этом как-нибудь потом поговорим. Лучше расскажи - о чём твой новый роман?
Мама до своей болезни читала все мои книги ещё на стадии их рождения. И даже помогала мне находить ошибки и неточности. Теперь я мог только пересказывать ей свои произведения или читать отрывки, чтобы услышать оценку или совет.
- Сейчас я пишу о мужчине, который прожил сорок лет в своё удовольствие. И вот он встретил женщину, которую полюбил. Полюбил очень сильно, - сказал я.
- И что будет дальше? - поинтересовалась мама.
- Жизнь покажет, - пожал я плечами.
- Никогда не забывай, что жизнь может быть жестокой. Но ты у меня - молодец... - Мама устало закрыла глаза.
В этот вечер я всё-таки не смог обойтись без коньяка - меня навещали рваные лоскуты никуда не ведущих воспоминаний. Всё, что было когда-то, будто лежало под тусклым слоем серой пыли и происходило не со мной. Бабушка, дедушка, отец, которого я не помнил. Яркими отрывками всплывали воспоминания, связанные с Верой. Под завывание ветра за окном я долго не мог заснуть. Короткая тревожная ночь рвала меня на части чёрно-белыми лоскутами снов. Снились струны гитары с брошенными на них исписанными листками со стихами и аккордами. Чёрная кошка. Птица высоко в небе. Звонкий и почему-то обидный женский смех. Мерцающий экран мобильного телефона и длинные гудки. Четыре серых стены и свинцовая тяжесть потолка. Утром от этих снов в груди осталась неприятная тяжесть.
На третий день майских праздников друзья пригласили меня в сауну. Колька и Мишка свято верили в то, что большую часть жизненных неурядиц можно уладить, пропустив по паре бокалов пива, расслабившись где-нибудь подальше от дома.
После первого принятого бокала Колькины мозги и язык, как обычно, переключились на философскую частоту.
- Как там у вас с Орловой? - спросил он, внимательно разглядывая дно пустой стеклянной кружки.
- Нормально, - пожал плечами я. - Дружим.
- И всё? - Колька посмотрел на меня тем же взглядом, что и в кружку.
- А что? - стараясь казаться искренним, улыбнулся я. - Это классно, когда такая женщина - и друг! Просто обалденно!
Мне не хотелось обсуждать наши отношения с Орловой ни с кем, даже с лучшими друзьями.
- Что-то я раньше не слышал от тебя подобных речей. Баба-друг? - В Колькиных прищуренных глазах вместе с недоверием блеснуло прозрение: - Ты боишься её?
- Почему боюсь?.. - протянул я, отводя свой взгляд от его внимательных глаз. Всё-таки Колька кое в чём был прав.
- Имей ввиду, ты сможешь овладеть крутой бабой лишь тогда, когда сам покажешь себя крутым. Поднажми. Возьми её в первый раз силой. Если же ты в отношениях постоянно включаешь безопасный режим, это не сыграет на пользу. Она тебе не даст.
- Мы над этим работаем, - неопределённо бросил я.
- Не даст тебе Орлова. Больно умная, - не спеша потягивая пиво из бокала, озвучил своё мнение Мишка Дергунов. - Мужики на уровне инстинктов боятся умных женщин. А бабы это чуют. Не даст!