Норрис секунду постоял на месте, весь дрожа, потом снова ринулся в мужской туалет, пустил холодную воду в раковине и сунул правую руку под кран. Боль была адской, как будто резался зуб мудрости. Он стоял с искаженным гримасой боли лицом, глядя, как струйки крови стекают в раковину, и вспомнил слова Сэнди: «Мистер Китон заходил... Может, это он оставил. Может, это его воздушный поцелуйчик».
И карточка: «ТОЛЬКО НАПОМИНАНИЕ».
Ну да, это был Зануда, кто же еще! Он не сомневался ни секунды. Точно! Это в его стиле!
— Ах ты, сучий потрох, — простонал Норрис.
Холодная вода остудила пальцы, заглушила ужасную
боль, но он понимал, что боль вернется к тому времени, когда он доберется до дома. Аспирин может немного помочь, но все равно спать ему сегодня уже не придется. Как, впрочем, и ловить рыбу завтра.
«Нет, я поеду... — сказал он себе. — Поеду на рыбалку, даже если моя рука отвалится к чертям. Я собирался ехать, я готовился, и никакой сраный Дэнфорт Китон, никакой сраный Зануда меня не остановит».
Он выключил воду и бумажным полотенцем осторожно промокнул руку. Ни один из защелкнутых мышеловкой пальцев не был сломан — так по крайней мере ему казалось, — но они уже начали распухать, и никакая вода тут не поможет. Зажим оставил темно-лиловый рубец на пальцах, между первым и вторым суставом. Голое мясо из-под сорванного ногтя на указательном пальце сочилось капельками крови, и пульсирующая боль, приглушенная струей холодной воды, возвращалась.
Он вернулся в пустой офис и взглянул на защелкнутую ловушку, валявшуюся на боку возле стола Джона Лапойнта. Осторожно поднял ее, положил обратно в подарочную коробку и сунул коробку в верхний ящик своего стола. Потом вытащил из нижнего ящика флакон с аспирином и вытряс из него три таблетки прямо в рот. Обертку, фольгу, ленту и бант он бросил в мусорную корзину, прикрыв сверху листами бумаги.
Он не собирался посвящать ни Алана, ни кого бы то ни было в подробности той грязной шутки, которую сыграл с ним Зануда. Они не стали бы смеяться, но Норрис знал, что они подумали бы, или... полагал, что знает: «Только Норрис Риджвик мог попасться на такое — сунуть руку прямо во взведенную мышеловку... Нет, вы представьте себе!»
«Наверно, эго от твоей тайной возлюбленной... Мистер Китон заходил вечером... Может, это его воздушный поцелуйчик...» — вспомнились ему слова Сэнди.
— Я сам с этим разберусь, — глухим, мрачным голосом произнес Норрис. Свою пораненную руку он прижимал к груди. — Разберусь по-своему и в свое время.
Вдруг ему пришла в голову другая мысль: что, если Зануда не стал полагаться на одну лишь мышеловку, которая в конце концов могла и не сработать? Что, если он побывал у Норриса дома? Там лежала удочка «Базун», и он ее даже не запер — просто поставил в углу сарая, рядом с плетеной корзиной для рыбы.
Что, если Зануда прознал о ней и решил... сломать?
— Если он это сделал, я сломаю его самого, — сказал Норрис. Он так глухо и злобно прорычал это, что ни Генри Пейтон, ни другие коллеги по охране порядка никогда не узнали бы его голоса. Уходя из конторы, он совершенно забыл о том, что ее нужно запереть. На какое-то время он даже забыл про боль в руке. Единственное, что сейчас имело для него значение, — это поскорее добраться до дома. Добраться до дома и удостовериться, что с удочкой все в порядке.
8
Когда Алан зашел в комнату, одеяло на кровати не шевельнулось, и он подумал, что Полли спит — не иначе, не без помощи принятого на ночь перкодана. Он тихонько разделся и скользнул в постель. Когда голова его коснулась подушки, он увидел, что глаза ее открыты и смотрят прямо на него. На мгновение он так удивился, что даже вздрогнул.
— Что за незнакомец вторгся в девичью постель? — тихонько спросила она.
— Всего лишь я, — ответил он, чуть улыбнувшись. — Прости, что разбудил тебя, девица.
— Я не спала, — с этими словами она обняла его за шею. Он положил свою руку ей на талию. Ее сонное тепло было очень приятным, как теплый комочек меха. На мгновение он ощутил что-то твердое на своей груди, и ему показалось, что на ней под хлопковой ночной рубашкой что-то надето. Но предмет тут же скатился между ее левой грудью и подмышкой и повис там на своей тоненькой серебряной цепочке.
— С тобой все в порядке? — спросил он.
Она прижалась лицом к его щеке, не выпуская Алана из объятий. Он почувствовал, как ее руки сомкнулись позади его шеи.
— Нет, — сказала она. Слово вылетело, как дрожащий вздох, и она начала всхлипывать.
Он прижимал ее к себе и гладил волосы, пока она плакала.
— Алан, почему она не рассказала мне о том, что делала эта женщина? — наконец спросила Полли и чуть-чуть отодвинулась от него. Теперь, когда его глаза немного привыкли к темноте, он мог разглядеть ее лицо — темные глаза, темные волосы, белую кожу.
— Я не знаю, — сказал он.
— Если бы она рассказала мне, я бы приняла меры! Я бы сама сходила к Уилме Джерзик и... и...