— Вы собираетесь провести завтра вечером собрание, да, Бетси?
— Да, отец.
— Тогда я предлагаю, — сказал отец Бригем, — чтобы мы, мужчины, в это же самое время собрались здесь, в Колумбус-Холле.
Элберт Джендрон, грузный мужчина, который медленно заводился и так же медленно остывал, неторопливо выпрямился во весь рост. Головы его соседей, следивших за этим вставанием, задрались вверх.
— Вы полагаете, отец, эти баптистские выродки могут попытаться тронуть женщин?
— Нет-нет, совсем даже нет, — успокоил его отец Бригем. — Я просто думаю, что нам не помешает выработать некоторые планы, чтобы быть уверенными в том, что сама Ночь Казино пройдет гладко, и...
— Охрану?! — с энтузиазмом воскликнул кто-то. — Назначить охранников, да, отец?
— Ну... Глаза и уши, — уклончиво произнес отец Бригем, не оставляя ни у кого сомнений, что он имел в виду именно охранников. — И если мы соберемся во вторник, когда будет собрание у дам, мы окажемся рядом, если что-то все-таки случится.
Итак, пока Дочери Изабеллы заседали в здании по одну сторону парковочной стоянки, католики собрались в доме напротив. А на другом конце города в то же самое время преподобный Уильям Роуз созвал свое собрание, чтобы обсудить последнюю выходку католиков и разработать план изготовления плакатов и организации пикетов в Ночь Казино.
Все происшествия и вся шумиха в этот вечер в Роке не особо отразились на посещаемости данных сборищ — большинство зевак, сгрудившихся возле здания муниципалитета, когда надвигалась гроза, были настроены вполне нейтрально в этом «великом противостоянии» по поводу Ночи Казино. Что же касается католиков и баптистов, по уши увязших в этой сваре, то несколько убийств никоим образом не могли отвлечь их от перспективы святой потасовки. Потому что в конце концов, когда дело доходит до религиозных устоев, все остальное должно отойти на задний план.
2
Более семидесяти человек пришло на четвертое собрание тех, кого его преподобие Роуз окрестил «баптистскими христианскими бойцами Касл-Рока». Это было большое достижение; на последнем сборище посещаемость резко упала, но слухи об оскорбительных открытках, брошенных в почтовые ящики, сильно повлияли на паству. Это обрадовало его преподобие, но он был озадачен и разочарован, не обнаружив среди присутствующих Дона Хемпхилла. Дон обещал быть здесь, недаром он был его могучей правой рукой.
Роуз взглянул на часы и увидел, что уже пять минут восьмого — поздно звонить на рынок, узнавать, не забыл ли Дон. Все, кто должен был прийти, уже сидели здесь, и он не хотел упускать момент, пока их любопытство и оскорбленное достоинство на подъеме. Он дал Хемпхиллу еще одну минуту, а потом взобрался на амвон и воздел свои тощие ручки в приветственном жесте. Его прихожане — большинство присутствующих были одеты в свои рабочие костюмы — уселись на простые деревянные лавки.
— Давайте начнем это собрание с того, что служит началом всех, гхм, великих сборищ, — тихо произнес преподобный Роуз. — Давайте склоним наши головы, гхм, в молитве.
Они склонили головы, и как раз в этот момент наружная дверь с треском распахнулась. Раздалась парочка женских вскриков, а несколько мужчин вскочили на ноги.
Это был Дон. Он сам работал у себя в лавке мясником и так и не снял окровавленный белый фартук. Лицо его раскраснелось, как помидор, глаза были мокрыми, сопли текли из носа по нижней губе и морщинкам вокруг рта.
От него дико воняло.
Дон вонял, как стая скунсов, которую сначала окунули в чан с серой, потом обмазали свежими коровьими лепешками и заперли в закрытом помещении. Вонь была впереди, вонь была позади, но самая густая вонь окутывала плотной завесой его самого. Женщины шарахались от прохода и лезли за своими носовыми платочками, когда он проходил мимо них с болтающимся впереди фартуком и выбившейся сзади из брюк рубахой. Несколько ребятишек, пришедших вместе со взрослыми, стали плакать. Мужчины издавали смешанные возгласы отвращения и изумления.
— Дон! — резким изумленным голосом воскликнул преподобный Роуз. Руки он по-прежнему держал воздетыми, но, когда Дон Хемпхилл приблизился к амвону, Роуз опустил их и непроизвольно зажал одной рукой нос и рот. Его чуть не вырвало. Никогда в жизни ничего подобного он не нюхал. — Что... Что случилось?
— Случилось?! — проревел Дон Хемпхилл. —
Он развернулся лицом к прихожанам, и, несмотря на исходящую от него вонь, они все застыли, встретив его яростный, сумасшедший взгляд.
— Эти сукины дети разбомбили мой магазин, вот что случилось! Там было не больше полудюжины покупателей, потому что я вывесил табличку, что закрываю рано, и слава Богу, что вывесил, но товар испорчен! Товар на сорок тысяч! Пропал! Я не знаю, что подкинули эти ублюдки, но оно будет вонять
— Кто? — боязливо спросил преподобный Роуз. — Кто это сделал, Дон?