Самое необходимое

Голос из динамика оглашал номера: номер седьмой, Моя Милашка, ведет на первом круге, вторая — номер восьмой, Разбитая Лужайка, третья — номер первый, Привет. Номер четвертый звали Абсолют — самое тупое имя для лошади, которое Китон слышал за всю свою жизнь, — и он бежал шестым. Китон почти не переживал из-за этого. Он был заворожен несущимися лошадьми, их переливающимися под светом прожекторов шкурами, мельканием спиц в колесах на поворотах и яркими расцветками шелковых костюмов жокеев. Когда лошади вышли на финишную прямую, Разбитая Лужайка начала прижимать Мою Милашку. Моя Милашка оборвала постромки, и Разбитая Лужайка пронеслась мимо нее. В то же время Абсолют начал выбиваться вперед — Китон увидел это раньше, чем лишенный телесной оболочки голос из динамика оповестил об этом следящих за треком, и почти не почувствовал, как Фрейзер ухватил его за локоть, и почти не услышал, как тог проорал ему:

— Эго твоя лошадь. Зануда! Это твоя лошадь, и у нее есть шанс! Когда лошади выскочили на финишную прямую и устремились к тому месту, где стояли Китон и Фрейзер, вся толпа начала реветь. Китон снова ощутил, как по его телу прошел электрический ток — на сей раз не один разряд, а целый каскад. Он стал реветь вместе со всеми; на следующий день он так охрип, что едва мог сипеть.

— Абсолют! — орал он. — Давай, Абсолют, давай, сука, СКАЧИ!

— Рысыо, — сказал Фрейзер, смеясь так, что слезы текли у него по щекам. — Давай, сука, рысыо! Ты это хочешь сказать, Зануда?

Китон не обращал на него внимания. Он находился в другом мире. Он посылал мысленные вопли к Абсолюту, телепатически внушая лошади силу.

— Теперь впереди Разбитая Лужайка и Привет. Привет и Разбитая Лужайка, — гремел божественный голос из динамиков, — и их быстро настигает Абсолют, пока они проходят к последней восьмушке мили...

Лошади подошли совсем близко, поднимая клубы пыли. Абсолют несся с выгнутой шеей, вытянув голову вперед, ноги его поднимались и падали, как поршни; он обошел Привета и Разбитую Лужайку, которая здорово отстала на том месте, где стояли Китон и Фрейзер, и продолжала отставать все больше.

Когда на табло зажглись цифры, Китону пришлось спросить у Фрейзера, что они означают. Фрейзер взглянул на свой билет, потом на табло и беззвучно свистнул.

— Я вернул свои бабки? — взволнованно спросил Китон.

— Зануда, ты сделал кое-что получше. Абсолют шел тридцать к одному.

Прежде чем они ушли с ипподрома той ночью, Китон выиграл больше трехсот долларов. Вот так и родилось у него это наваждение.

3

Он снял свой плащ с вешалки в углу кабинета, надел его и собрался было уходить, но, взявшись за дверную ручку, вдруг застыл и оглянулся. Напротив окна на стене висело зеркало. Китон долго и подозрительно смотрел на него, а потом подошел к нему вплотную. Он не вчера родился и знал, как Они используют зеркала.

Он приставил к зеркалу лицо, не обращая внимания на свое отражение с мертвенно-бледной кожей и налитыми кровью глазами, и прижал к обеим щекам ладони, загородившись от света. Он искал камеру на той стороне. Искал Их.

Но ничего не увидел.

Простояв так довольно долго, он сделал шаг назад, протер для вида запотевшее стекло рукавом плаща и вышел из кабинета. Пока ничего. Но это не значит, что Они не придут сегодня вечером, не снимут его зеркало и не заменят его односторонним стеклом. Шпионить — любимое дело Преследователей. Придется теперь проверять зеркало каждый день.

— И я буду, — произнес он, обращаясь к пустому лестничному пролету. — Буду, можете не сомневаться.

Эдди Уорбуртон мыл пол в вестибюле и даже не поднял глаз на Китона, когда тот выходил на улицу.

Машину Китон оставил позади здания, но ехать ему не хотелось. Он чувствовал себя слишком заведенным, чтобы садиться за руль; если сядет, то скорее всего врежется в чью-нибудь витрину. В своем распаленном состоянии он даже не замечал, что движется не к дому, а в обратном направлении. Была суббота, четверть восьмого утра, и он одиноко брел по пустынному деловому кварталу Касл-Рока.

Мысли его очень скоро вернулись к той первой ночи на Люистонском ипподроме. Казалось, он тогда не сделал ничего плохого. Стив Фрейзер проиграл тридцать долларов и после девятого заезда сказал, что уходит. Китон заявил, что, пожалуй, еще побудет там немного. Он едва взглянул на Фрейзера и почти не заметил, как тот ушел. Помнится, он еще подумал, что это неплохо, когда никто не бубнит все время под руку: Зануда, сделай то. Зануда, сделай это. Он терпеть не мог эту дурацкую кличку, и Стив, разумеется, знал это — потому и пользовался.