– Что ж, возможно. Надо поговорить с этим парнем. Знаешь, где он живет?
– Конечно. – Я продиктовал ему адрес Банни. – Работу он заканчивает в половине второго. Может, сразу домой пойдет, может, нет.
– Ладно, попробую найти его не откладывая, но это алиби не очень надежное. Он друг семьи, а значит, и ее друг. Мог и приврать, чтобы оказать ей услугу.
– Зачем ему это?
Бассет плечами пожал – и так, мол, ясно, зачем.
– Знаете что… – начал я.
– Помолчи, Эд! – велел дядя. – Пойди лучше пройдись, остынь малость. – Он так сжал мне руку, что стало больно. – Иди, я сказал.
Бассет встал, пропуская меня.
Я вышел, зашагал на запад по Гранд-авеню, полез в карман за сигаретой и обнаружил, что держу в руке красный резиновый мячик из чемоданчика. Я стоял у лестницы на эстакаду и таращился на него. Во мне шевелилось смутное воспоминание о человеке, жонглирующем такими же мячиками. Он смеется, мячики сверкают при свете лампы. Происходит это в нашей квартире в Гэри, и я перестаю плакать, глядя, как они летают туда-сюда. Большой человек проделывал это часто – сколько же мне тогда было лет? Ходить я уже умел и тянулся к мячикам. Однажды жонглер дал мне один и засмеялся, когда я потащил его в рот. Года три, наверное. Больше я их не видел и совсем про них забыл.
Цвет и фактура того, что я сейчас держал, оживили мою память, однако того человека, жонглера, я не помнил. Только его смех и летающие мячики. Я подкинул свой мячик, поймал. Приятное ощущение. Интересно, мог бы я научиться жонглировать шестью штуками?
– Ты это забесплатно? – заржал кто-то.
Бобби Рейнхарт, ученик гробовщика, опознавший папу, когда пришел на работу утром в четверг. В белом костюме «палм-бич», оттеняющем его смуглый цвет лица и зализанные черные волосы. Он ухмылялся.
– Ты что-то сказал? – осведомился я.
Ухмылка пропала, и Бобби сразу перестал быть смазливым. Я представлял, как он гулял с Гарди, и видел папу в мертвецкой, а может, и работал над ним или смотрел, как Хейден работает. Будь это кто-нибудь другой, еще ничего бы, но если уж тебе кто не нравится, то после такого начинаешь прямо-таки ненавидеть его.
– Чего пристал? – сказал Бобби и сунул руку в карман своего белого пиджака.
Может, он сигарету хотел достать, вряд ли стал бы вытаскивать ствол прямо на улице, хотя вокруг не было никого, но я решил не дожидаться. Схватил его за плечо и вывернул ему правую руку. Он то ли выругался, то ли заскулил, и что-то лязгнуло о бетон. Я сгреб его за шиворот и оттащил в сторону, чтобы тень не падала. На тротуаре лежал кастет.
Бобби рванулся, пиджак на спине лопнул, из внутреннего кармана выпали бумажник и записная книжка. Прислонившись к опоре надземки, он выжидал и явно не знал, как поступить дальше. Бобби с радостью порвал бы меня на куски, но понимал, что без кастета ему не светит, да и как драться в порванном пиджаке. Свое имущество он подобрать не осмеливался, без него убегать не хотел.
Я пинком отправил кастет через улицу, отступил на шаг и процедил:
– Забирай свой хлам и уматывай. Откроешь пасть – зубы вышибу.
Его глаза говорили о многом, но пасть он благоразумно не открывал.
– Погоди-ка, – сказал я, когда Бобби шагнул вперед, и сам подобрал бумажник. Папин бумажник.
Почти новый, из настоящей тисненой кожи, с царапиной наискосок. Папа случайно оставил его на станке, и острый край соскочившей с наборного уголка строки оставил эту царапину. Я сам видел.
У обочины затормозила машина. Бобби пустился наутек, я за ним.
– Эй! – крикнул кто-то, и автомобиль тронулся с места.
Я догнал Бобби и стал колошматить его, но тут нас обоих настигли патрульные копы. Один сцапал меня и влепил оплеуху:
– Все, ребята, поехали в участок!
Я хотел лягнуть его, но вовремя удержался. Когда нас вели к машине, я немного отдышался и сумел выговорить:
– Это не просто драка, а расследование убийства. Детектив Бассет сидит в баре в двух кварталах отсюда. Везите нас туда, он захочет встретиться с этим парнем.
– В участке расскажешь, – пробурчал коп, ощупывая мои карманы, однако другой полицейский сказал:
– В отделе действительно работает Бассет. Что за дело такое, парень?
– Моего отца, Уоллиса Хантера, убили в переулке у Франклин-стрит на прошлой неделе.
– Точно, был такой. Давай съездим, раз два квартала всего?
Нас посадили в машину и за шиворот ввели в бар. Дядя Эм и Бассет, увидев нас, удивления не проявили.
– Эти двое дрались, – объяснил полицейский, знающий Бассета. – Этот вот говорит, что вам интересно будет.
– Возможно, – произнес Бассет. – Для начала отпустите его. Что случилось, Эд?
Я достал бумажник из кармана и швырнул на стол.
– Папин. Был у этого сукина сына.
Бассет пересчитал деньги внутри – пятерка и несколько бумажек по одному баксу, – взглянул на закатанное в целлулоид удостоверение и очень мягко, тихо спросил:
– Где ты его взял, Рейнхарт?
– Гарди Хантер дала.
Эм, не глядя на меня, шумно перевел дух.
– Когда?
– Вчера вечером. Я знаю, что это бумажник ее старика, она мне сказала.
Бассет спрятал бумажник к себе в карман, закурил и обратился к патрульным: