- А вы расскажите, Доминика. Я ведь не враг вам, да и время располагает. Когда ещё можно делиться сокровенным, как не ночью, когда и собеседник-то почти не виден, и чувство такое, словно говоришь сам с собой. Считайте, что я – это ваша тень, которая лежит себе на полу, есть и пить не просит, а смиренно слушает.
- Да уж, тень,. – она горько усмехнулась, но не отодвинулась, лежа в его объятиях. – Сэр Сен Клер, а вы как относитесь к женским слезам? Я давно никому эту историю не рассказывала, а когда вспоминаю о том, что привело меня в монастырь, невольно могу заплакать.
- Сударыня, я был женат на самой темпераментной женщине из всех, кого я знал, включая капризную супругу Ричарда Львиное Сердце. Поверьте мне, я не боюсь женских слез.
- Ох, прошу прощения, вы были женаты? Я и не знала. – девушка решила не выдавать болтливого сэра Этьена, догадываясь, что друг его за это не похвалит.
- Девушка! – с мнимым укором сказал тамплиер, – мы же вроде бы договорились, чтоб без лишних извинений. И кроме того, сейчас я ваша тень, и вы рассказываете мне о себе, а не наоборот.
- Да, вы правы,. – она задумчиво потерла подбородок и устроилась поудобнее. – Я из довольно знатного, но обедневшего рода Мондидье. Мне повезло, в детстве мы жили очень неплохо, а когда моего старшего брата учили читать и писать, я сидела рядом, со своими куклами, и все запоминала. Потом брат женился, отец умер, и наши дела пошли совсем плохо. Мы с матерью и несколькими слугами едва сводили концы с концами. Брат не мог помогать нам – у него самого была семья. Поэтому, когда за меня посватался старый знакомый моего отца, я не слишком сопротивлялась. Он был милым и обходительным вдовцом, правда, раза в три меня старше. И он был весьма богат, правда, его дети не были особо рады мне – могу их понять, кому хочется делить наследство с пигалицей младше их?
Храмовник сочувственно вздохнул, но промолчал.
- И тогда мне просто не повезло. Он умер, прямо во время первой брачной ночи. Можно сказать, на мне, от волнения. Я вначале не поняла, что случилось. Мне было всего шестнадцать. Он охнул и побледнел, и пока я пыталась понять, кликнуть ли мне служанку или сначала хоть прикрыться, он испустил дух. Брак не был осуществлён, и я не могла считаться его женой.
- Однако! Ох, я же тень. Молчу, сударыня.
- Да уж, молчите. Вот и я молчала. Молчала, пока дети моего несостоявшегося мужа обвиняли меня во всех грехах, а особенно в смерти их отца. Молчала, пока его старший сын делал вид, что жалеет меня. Молчала, пока он взял меня силой и заделал мне ребенка. Молчала… – она поняла, что ей не хватает воздуха и порывисто вздохнула.
Валентайн сменился на страже, разбудив Хамона. Тот с любопытством поглядел на лежащих в одной кровати девушку и тамплиера, но не издал ни звука.
Доминика, меж тем, продолжала свой рассказ тихим шёпотом.
- А потом, когда оказалось, что я непраздна, меня прогнали, заплатив за мое молчание. Соседи судачили и поливали нас грязью. Мать жалела меня, слуги смеялись а брат ненавидел меня и открыто желал мне сдохнуть и перестать, наконец, быть “позором семьи”. Ребенок родился в срок и был премилым. Я была ему хорошей матерью, мне было плевать на позор и смешки соседей, но видно, я ещё мало вынесла – Господь прибрал моего Артура, когда ему не минуло и двух лет. Как сладки были его невинные детские поцелуи! Какие у него были мягкие темные кудряшки! И эти нежные пальчики на руках и ногах! Но самое страшное, сэр рыцарь, это то, что когда он умер,все вдруг стали вести себя так, словно он был шелудивой собакой, издохшей наконец и избавившей хозяина от необходимости кормить ее. Мне начали подыскивать нового мужа, даже брат как будто успокоился. А я… я так и не смогла оттаять с тех пор. Я оставила все матери и ушла в монастырь святой Ирменгильды. Бралась за самую тяжёлую и страшную работу, даже в Палестине побывала. А вот все равно не могу ничего забыть. Какая уж мне разница, если я никак не могу замолить этот свой грех, если мало что не каждую ночь он приходит ко мне, мой Артур, и зовёт за собой. Когда-нибудь я все же пойду за ним и спасусь, но пока мое малодушие держит меня на этом свете.
Она не ощущала своих, слез, пока внезапно не почувствовала его руку, смахивающую влагу с ее щек. И тут послушница позволила себе то, что не могла позволить годами – она уткнулась головой в бок лежавшего рядом тамплиера и разразилась тихим, но сладостным плачем. Она плакала, выплескивая из себя ту боль, что копилась в ней годами, все то, что девушка – нет, молодая женщина – так старалась похоронить в себе.
Он лежал тихо, был, как и обещал, тенью и молчал, пытаясь разобраться в себе. Наконец, слезы иссякли и Сен Клер неловко погладил девушку по голове.
- Все будет хорошо, Доминика. Я обещаю тебе, все будет хорошо.
- Простите меня, сэр. – она совсем по детски шмыгнула носом и встала. – Я морочила вам голову своими глупыми россказнями, а потом и вовсе повела себя недостойно.