Самое ценное в жизни

После экскурсии Татьяна расспросила его и выяснила, что он сын российских эмигрантов. Ей хотелось еще повыспросить его о родителях и жизни, но мсье Дюваль решительно взял ее под руку и, попрощавшись с экскурсоводом, усадил в машину. Предложил заехать в ресторан, но она решительно отказалась, обидчиво сверкая глазами. Понимая, что давить не следует, он услужливо довез ее до замка, простился и уехал по своим делам.

Вечером Татьяна и не пыталась позвонить домой. В ее апартаментах телефона не было, а тревожить хозяина даже малейшими просьбами совершенно не хотелось. Одна мысль о том, чтобы встретиться с ним снова, вызывала тихую панику. Можно было, конечно, спросить у дворецкого, дежурившего внизу, где здесь телефон, но она была уверена, что все ее просьбы будут тотчас переданы по назначению, а именно доложены мсье Дювалю, и тот непременно воспользуется полученным предлогом для новой встречи.

Неделя в замке выдалась самой напряженной за последнее время. Во-первых, она всей душой стремилась домой, к Владимиру, во-вторых, француз с неистощимой изобретательностью постоянно устраивал свидания наедине. То в бассейне, куда она пришла, условившись встретиться здесь со всей группой, но оказавшись почему-то в гордом одиночестве, и была вынуждена проплавать почти час под горячими взглядами хозяина. То, пойдя в оранжерею вместе с Юрием Георгиевичем и Верой Ивановной, неожиданно, сама не понимая как, оказывалась в паре с владельцем поместья. Всё это происходило так стремительно, что она не успевала принимать превентивные меры, чтобы избежать уединения с хозяином, и была вынуждена принимать это, как неизменяемую данность.

Справедливости ради она признавала, что во время их свиданий он вел себя безупречно, как истый кавалер, и она чувствовала себя с ним в относительной безопасности. В относительной, – потому что несколько раз перехватывала его откровенно мужские взгляды, тут же скрываемые под маской светской любезности.

В ее комнате каждый день появлялись свежие розы самых изысканных сортов и оттенков. Еду им подавали, как персонам королевской крови, причем вся их группа откровенно признавала, что, если б не Татьяна, то им такого великолепия в жизни б не видать. Да и приглашения сюда им никогда не дождаться, будь они хоть всемирными знаменитостями.

В последний день перед отъездом мсье Дюваль перехватил Татьяну в коридоре, когда она спускалась в столовую на ужин, и увлек за собой в незнакомое ей крыло замка. Она шла крайне неохотно, лихорадочно соображая, как бы увернуться от ненужного ей разговора, но в голову, как на грех, ничего не приходило. Стараясь найти правдоподобную отговорку, оторвалась от созерцания мраморного пола и посмотрела по сторонам.

Огромное гулкое помещение впечатляло. На стенах висели мечи и щиты с геральдическими знаками. Вдоль стены с прорезанными в ней узкими готическими окнами стояли старинные, сверкающие от многовековой полировки рыцарские доспехи. От свирепых ударов ветра по вековым стенам в комнате гулял ледяной сквозняк и стекла вторили низким дребезжанием. Она поежилась, жалея, что не оделась более основательно, в коротком платье было холодновато. Но ведь он не предупредил ее, куда поведет.

Мсье Дюваль, вытащив свой переводчик, извинился:

– Здесь не особо уютно, но там, куда я вас приглашаю, ветра нет.

Он завел ее в длинный, теряющийся в полумраке зал. Присмотревшись, она увидела в противоположном от входа углу небольшой столик, накрытый на двоих. Ниша, где располагался столик, защищала от сквозняка, но создавала впечатление ненужного интима. Здесь было тепло и тихо, лишь слышался неясный, гуляющий по залу гул. Татьяна подумала, что именно такие звуки должны издавать бродившие по замку привидения.

Она в смятении пошарила взглядом по сторонам. В зале из людей никого больше не было. Впрочем, кровати или другого ложа – тоже.

Он неодобрительно проследил за ее паническим взглядом. С тихим сарказмом выговорил в электронный переводчик:

– Таня, не стоит считать меня аморальным монстром. Ничего против вашей воли не произойдет. Не отрицаю, вы мне чрезвычайно нравитесь. Но это вовсе не значит, что я начну принуждать вас к тому, чего вы не хотите. Будьте же благоразумны и просто наслаждайтесь жизнью. Вы молоды, красивы, сексуальны, безумно нравитесь мужчинам, чего же еще желать?

Она зарумянилась от стыда за собственную подозрительность. Кавалер усадил ее на небольшой удобный стул с гнутыми ножками, обтянутый шелковистым малиновым штофом, задержав на ее талии свою руку несколько дольше, чем было необходимо. Заменяя собой официанта, налил в высокий бокал золотистого вина из простой, строгой формы бутылки. Она несмело пригубила его, памятуя о своем фиаско на курорте.

Мсье Дюваль положил ей руку на ладонь и в немой просьбе сжал ее тонкие пальчики.