Самое ужасное путешествие

Дебенем прочел лекцию о геологии, Уилсон – о птицах и животных, а также об основах рисования, Эванс – о картографии. Но, пожалуй, ни одна не врезалась в мою память так глубоко, как беседа Отса, которую мы назвали «Как не следует обращаться с лошадьми». Всем нам, возлагавшим большие надежды на участие пони в первой стадии полюсного похода, эта тема бесспорно была и нужна, и интересна, но еще больший интерес вызывал сам лектор: никто, конечно, не предполагал, что молчаливый Титус обладает даром красноречия, к тому же было известно, что вся эта затея с лекцией ему претит. Вообразите, однако, нашу радость, когда оказалось, что он подготовил обстоятельный доклад со множеством выписок, причем никто не видел, когда он их делал. «Мне удалось выкроить дополнительную ночь», – отпарировал он наши шуточки, и когда все отсмеялись, приступил к очень занимательному и глубокому по содержанию рассказу об особенностях физического строения и интеллекта лошадей вообще и наших пони в частности. В заключение он рассказал смешной случай, происшедший на обеде, где он, наверное, против своей воли, был в числе гостей. Одна из приглашенных, молодая женщина, опаздывала, и в конце концов решили ее больше не ждать и сели за стол. Вскоре она явилась, красная от смущения. «Извините, – сказала она, – но лошадь попалась невыносимая. Она…» «Была с норовом», – пришла ей на помощь хозяйка дома. «О нет, она была… Я слышала, как извозчик несколько раз ее так называл».

Титус Отс, на редкость веселый и милый человек, был при этом заядлым пессимистом. Во время похода по Барьеру мы, накормив и привязав лошадей на стоянке, не раз наблюдали за возвращением в лагерь собачьих упряжек. «Псы и десяти дней не протянут», – бормотал он тем самым тоном, каким многие встречают сообщения о победе английского оружия на театре военных действий. Я плохо знаю драгун и не представляю себе, что это за люди. Однако вряд ли у многих драгун такая неуклюжая тяжелая походка, какую усвоил себе наш Титус, и уж наверное они не обедают в такой рваной шляпе, что мы ее снимали с гвоздя и передавали по кругу как достопримечательность.

Его взяли в экспедицию для работы с лошадьми, и он, офицер Иннискиллингского драгунского полка, был, наверное, великолепно тренирован. Но он умел не только скакать верхом. Он знал о лошадях все или почти все, что можно знать. И очень жаль, что он не выбирал для Скотта пони в Сибири – у нас были бы совсем иные лошади. Мало ему было общих обязанностей по конюшне в целом, он еще взвалил на себя такое бремя, как уже упоминавшийся Кристофер, сущий дьявол, которого Отс готовил для южного похода. Мы еще услышим о Кристофере – временами казалось, он послан преисподней в Антарктику специально для того, чтобы приобщить ее благонравных обитателей ко всем порокам цивилизации. С самого начала обращение Отса с этим животным могло бы послужить примером для любого служителя сумасшедшего дома. Его такт, терпение и отвага, да-да, отвага, потому что Кристофер был очень опасным зверюгой, неизменно фигурируют в моих самых ярких воспоминаниях об этом доблестном джентльмене.

Тут уместно сказать, что никакие животные в мире никогда не были окружены такой заботой, таким, часто самоотверженным вниманием, как наши пони. Поскольку им надлежало участвовать в деле (я не собираюсь обсуждать это обстоятельство), то их кормили, объезжали, даже одевали слишком по-доброму, а не как обычных тягловых животных. Их никогда не били – а это им было явно непривычно. Им жилось намного лучше, чем в прежней жизни, хотя создавать им такие условия было нелегко. Мы привязались всей душой к нашим животным, но не могли не замечать их недостатков. Разум лошади очень ограничен, его заменяет главным образом память. По отсутствию интеллекта она может соперничать разве что с нашими политическими деятелями. Поэтому попадая в новую, незнакомую для нее обстановку, она плохо к ней приспосабливается. Добавьте к этому обледенелые попоны и упряжь со всеми ее шнурками, пряжками, ремешками; невероятную способность лошади жевать все что угодно, будь то ее собственный недоуздок, привязь или край попоны соседнего пони; вспомните скудость наших кормовых запасов и присущее всем лошадям стремление делать не то, что от них в данный момент требуется, – и вы поймете, что у каждого погонщика было полно поводов для огорчений. И тем не менее между погонщиками и их подопечными установились наилучшие отношения (исключая, может быть, Кристофера), что не удивительно – погонщики были моряками, а моряки, как известно, любят животных.