Самое время для новой жизни

Я заставил себя проигнорировать молчаливый упрек, прозвучавший в словах о старшем брате. Мама почти наверняка упомянула его без задней мысли, но я все же почувствовал, как знакомая обида поднимается непрошеной горьковатой сухостью в горле. Этан был всего на четыре года старше меня, а уже дослужился до партнера в небольшой и весьма успешной венчурной компании. Женился, имел двоих детей, ждал третьего, и каждый ребенок лишь упрочивал его блестящую репутацию успешного сына. Словом, он воплотил все материнские мечты, а я оказался неудачником. Мать ничего подобного не говорила, даже не намекала на это. Она любила обоих сыновей и никогда бы сознательно не причинила боль ни одному из нас. Однако голос менялся едва заметно, стоило ей заговорить о старшем сыне, а на семейных сборищах, проходивших обычно в огромном доме Этана в Хьюлете, на Лонг-Айленде, мама обращалась к нему даже слегка почтительно. Гордость за достижения моего брата, которую испытывала мать, была совершенно законной, но всякий раз, замечая ее, я боролся с мелочной ревностью. Неважно, чего я хотел для себя, я невольно чувствовал: мой сыновний долг – добиться успеха ради своих родителей. Возможно, именно это стало одной из основных причин женитьбы на Саре, само собой, скрытых причин.

Мама никогда не могла проникнуться настоящим энтузиазмом относительно моей работы в “Эсквайре”, и ее ли в том вина? “Эсквайр” – трамплин, расплющившийся в жалкое плато. Сара же оказалась моим спасением, ведь я не просто женился, я женился на архитекторе – тут уж моей матери было за что зацепиться. Моя невестка – архитектор. Мой сын… ее муж. А теперь я даже не муж. Задумался на секунду, отчего, говоря с матерью, чувствую себя неудачником. Таким я предстаю, глядя на себя ее глазами, или приписываю ей собственное разочарование в себе, а она лишь невинный сторонний наблюдатель? Как бы там ни было, приходилось признать, что пал я совсем низко, коли пытаюсь вычислить, кто считает меня большей бестолочью – я сам или мама.

Я глубоко вздохнул в телефонную трубку, подумав, что был слишком резок. Мама беспокоится обо мне, вот и все. Теперь, когда она уяснила ситуацию, наверняка последуют слова утешения.

– У нее кто-то появился, да?

Боже ты мой…

– Мам, не в этом дело. Просто наш брак был ошибкой.

– Три года назад ты так не думал.

– Ясное дело, а то бы я не женился, как ты считаешь? – парировал я, усомнившись, однако, в истинности этого утверждения.

– Да, – она помолчала. – Не знаю, что и сказать.

– Вот ничего и не говори, – посоветовал я.

– Мы ведь желаем тебе счастья, – проговорила мама жалобно, будто я только и думал, как бы лишить ее этой простой радости.

– Тогда тем более ничего не говори.

– Даю папу.

В трубке послышались возня, приглушенный шепот, а потом раздался низкий хрипловатый голос отца:

– Бен?

– Привет, пап.

– Привет.

Я представил, как он сидит у кухонного стола перед тарелкой отрубей, в майке, полотняных штанах, и, разговаривая со мной, рассеянно глядит в “Таймс” через бифокальные очки.

– Мама в порядке? – я старался поддержать разговор.

– Вообще-то она немного расстроилась.

– Понятное дело.

– Ты там как, нормально? – спросил он, откашливаясь.

– Все хорошо, пап.

– Ну ладно, если тебе что понадобится…

– Я знаю, пап, все в порядке.

– Что ж, очень хорошо.

Ничего особенно хорошего не было, просто отец всегда так заканчивал разговор.

– Мы чуть позже поговорим, – солгал я.

– Очень хорошо, – повторил он.

Я подождал щелчка, затем положил трубку. Она не встала на место, и я подправил ее кулаком, да так, что телефон звякнул. На пластиковом корпусе рядом с клавишами появилось две большие трещины, какая-то крошечная металлическая деталь выпала и покатилась по полу. “Очень хорошо”, – подумал я.

Глава 10

Элисон идея с похищением Джека показалась вполне осуществимой.

– У родителей дом в Катскильских горах, можно отвезти его туда, – предложила она. – Возьмем все отпуск на пару недель и поживем там с ним, пока ему не полегчает.

– Я смогу выкроить пару недель, – поддержала Линдси. Ей затея с похищением представлялась дурацкой и именно поэтому ужасно нравилась. – У меня как раз сейчас нет работы.

– Надо же! – вставил Чак.

Мы обсуждали возможное похищение по конференц-связи. На заднем плане – в больнице Маунт-Синай, где Чак заканчивал хирургическую ординатуру, – еле слышно басили динамики.

– Когда приступаем? – спросила Элисон.

– Чем раньше, тем лучше, – ответил Чак. – Я, может, смогу урвать пару выходных. Но, видимо, придется каждые вторые сутки мотаться в больницу на дежурство.

– А ты что скажешь, Бен? – обратилась ко мне Элисон.

– У меня нет дежурств. Я даже не врач.

– Не заговаривай зубы.

– Смогу отпроситься, наверное, – пробормотал я нерешительно.

– В чем дело? – голос Линдси звучал прохладно: она еще не простила мне позавчерашний телефонный разговор.

– Слушайте, – начал я, – я как любой настоящий психопат уважаю киднеппинг, но мы ведь собираемся похитить не кого-то там. Джек – звезда. На него работают люди, у него есть представители. Его будут искать.