Самое время для новой жизни

– И можешь на них повеситься, – договорил за него Чак и нажал отбой.

Я быстро подался вперед, отключил громкую связь и смутился, увидев, что руки мои дрожат.

– Вот черт, – выпалил Чак, влетая в кухню. – Он застал меня врасплох! Пришлось выдумывать на ходу!

– Да ты не виноват, – утешил я Чака. – Нужно же было ответить на звонок.

– Своим АОНом он просто припер меня к стенке, – пробормотал Чак.

– Что будем делать? – поинтересовалась Линдси.

– Попали, ребята, – резюмировал Чак. – Теперь они знают, где мы.

– Вовсе нет, – возразила Элисон. – Сьюард почти уверен, что мы тут замешаны, и знает, в зоне какого телефонного кода мы находимся. Вот и все.

– Полиция может выследить нас по номеру телефона, – сказал я.

– Вряд ли Сьюард пойдет в полицию, – ответила Элисон. – По крайней мере не сейчас.

– Это почему же? – удивился Чак.

– Он же хочет сам все контролировать, – объяснила Элисон. – Думает, что сможет спасти положение и даже обратить к своей выгоде. Подключи Сьюард полицию, ситуация выйдет из-под контроля, и про выгоду можно будет забыть. А в его деле хуже нет.

– И как же он поступит? – спросил я.

– Сам попробует нас найти.

Глава 20

Тридцатник… блин.

“Гусиные лапки”, двойной подбородок, “ушки” на талии. Я начал смотреть на себя глазами проходящих мимо подростков и, понимая, что ведь кажусь им старым, каждый раз испытываю настоящее потрясение. Еда, столько лет поглощаемая безнаказанно, теперь вызывает несварение. Ни в чем нет новизны. Все, что я вижу, кажется, уже было когда-то. Есть вещи, которых мне в жизни не сделать, – теперь это очевидно. Я считаю рубашку новой, а ей, оказывается, лет семь, а то и восемь. Времена года сменяются быстрее, праздники вселяют смутную тревогу. С точки зрения статистики я израсходовал уже треть средней по продолжительности жизни, даже больше, и самую здоровую треть. А где же выгода? Где авторитет? Мудрость? Уверенность, которая, как предполагалось, придет с возрастом? Жизненного опыта хватает только, чтобы понять: я беспомощен как никогда.

После звонка Сьюарда, да еще сделавшись, можно сказать, героями вечерних новостей, мы все слегка разволновались и не находили себе места. Конечно, мы струхнули, но было и что-то бесспорно захватывающее в причастности к столь громкой истории, в том, чтобы иметь, так сказать, сведения из первых рук. Не считая Сьюарда, мы знали больше всех, больше Тома Брокау, вот как! Мы создавали новости.

Поужинали поздно, на скорую руку – мини-пиццей и картошкой фри – и разошлись по спальням. Каждый из нас, похоже, хотел побыть наедине с собой и еще раз обдумать, что мы, собственно, делаем. Я быстро принял душ, переоделся в шорты и футболку с Ben Folds Five, лег в постель. Воспользовавшись телефоном на ночном столике, проверил свой автоответчик больше по привычке: я не ждал никаких сообщений. Одно, поспешное, короткое, от Этана, которому явно было неловко: он узнал о моем разводе и хотел спросить, что случилось. Перезванивать не обязательно. Затем от матери: она просто хотела сказать мне, что сообщила моему брату о разводе, подумав, что он должен быть в курсе, и вообще-то, конечно, я должен был бы сказать ему, но кто знает, когда я наконец соберусь это сделать, и, кроме того, он мог понять по ее голосу, что что-то не так, и неправильно было бы, если бы он случайно узнал об этом от кого-то еще. От третьего сигнала я вскинул брови, не имея представления, кто еще мог звонить. Низкий хриплый голос с минуту болтал на испанском, затем повесили трубку, и, поскольку мои познания в испанском ограничивались тем, чтобы понимать, и то скорее интуитивно, значение предупреждающих надписей на дверях электрички, я уверенно заключил, что ошиблись номером, и действительно, кроме матери и Этана, некому было меня разыскивать.

За сообщением на испанском последовало три длинных сигнала: автоответчик больше ничего не имел мне сказать. Я повесил трубку, не забыв предварительно нажать семерку, чтобы стереть старые сообщения и освободить место для новой увлекательнейшей подборки.

Никогда не понимал природы иррациональной надежды, непроизвольно расцветавшей внутри, как цветок в пустыне, стоило мне подойти к автоответчику. Словно где-то там у меня куча друзей, забытых начисто, и сейчас кто-нибудь из них объявится, освежит мне память.

Попытался читать Раймонда Карвера, чтобы вернуть себе ясность мысли, но заснул, опять же думая о Линдси, и очнулся резко с прилипшим к книжной обложке – ламинированной, будто пропитанной воском – лбом, в необъяснимом замешательстве, какое испытываешь, просыпаясь в ярко освещенной комнате. Я посмотрел на часы на ночном столике – 2:12 – и попытался вспомнить, что же вырвало меня из сна. Перевернулся на спину и лежал тихо, прислушиваясь, но в доме стояла абсолютная тишина. Снаружи кто-то жег листья, слабый едкий запах дыма проникал в окно спальни. Так я провел минуту или две, глубокомысленно принюхиваясь, прежде чем до меня дошло: окно закрыто. Запах шел не снаружи, он был внутри, и горели однозначно не листья.

Джек… блин.