Самоед

Валя набрасывается на нее с кухонным ножом. После нескольких мелких порезов Кирилловна раскалывается. Валя плюет ей в лицо, отрывает несколько бородавок, надевает сестре на голову мусорное ведро и пинком под зад спускает с лестницы. Какое–то время Кирилловна лежит в подъезде и кричит, что к сердцу ее ползет осколок, который сидит в ее слабой груди со времен войны.

Кирилловна настойчиво требует валидола, но никто не приходит к ней на помощь.

Утром ее обнаруживает дворник и старуху забирают в больницу. Этим же утром — Валя узнает, что у нее пропали ее драгоценности — кольца, брошки и ордена покойного мужа. Она догадывается, кто спер эти бесценные вещи.

Так получается, что на следующий день Вале отрезает трамваем обе ноги. Начисто. По бедра. Она попадает в ту же больницу, где лежит ее сестра–воровка. Мало того — их кладут в одной палате рядом друг с другом.

В первую же ночь Валя подползает к кровати сестры на своих кровоточащих культях, достает скальпель (откуда — неизвестно) и вонзает его в живот Кирилловны. Та дико кричит. Озверев от вида крови, Валя делает еще несколько надрезов на ее животе. Вываливаются кишки. Кирилловна пытается вытащить их и задушить ими свою сестру, но, не выдержав болевого шока умирает. (этого фиаско с кишками мать не особенно одобряет, но я часто не могу выдержать).

Игра заканчивается.

Анализируя свои игры с родителями я прихожу к выводу, что я тот тип человека, который втайне желает субмиссии и полного подчинения перед другими людьми сильного и слабого пола и никак не хочет себе в этом признаться. Я мазохист души и тела. Я, если хотите, стопроцентный самоед.

Садизм же приемлем мне только в том случае, если я наблюдатель. Хотя я всю свою жизнь с удовольствием фантазирую на садистские темы — в глубине души я знаю, что неспособен физически мучить человека и тем более животное. Мне гораздо приятнее мучиться самому.

Скорее всего мой нехитрый самоанализ чудовищно неверен. Я устал самоанализироваться. Не так давно — новый психиатр выписал мне лекарства от шизофрении, которой у меня нет. На всякий случай. Вдруг будет лучше… Ничего особенного. Тело устает от таблеток и хочет спать, а на душе — все то же дерьмо. Я несколько раз хотел было присосаться к обществу и получить кое–какие льготы, или хотя бы небольшую справку о моем безумии, но мне было сказано, что я вполне здоров и все дело в том, что я «просто такой родился». А это уже не переделаешь никакой химией. Навернон здесь поможет только хорошее битье.

Рожи Минимальной Зарплаты

Я разгрузил свой первый контейнер в девяносто восьмом году. Помню, что мой напарник был однорукий. Он разгружал гораздо быстрее меня.

Ах, грузовики… незабываемый запах! Робко заходишь в него июньским утром — опасливо и враждебно осматриваешься: кто уже внутри и что это за человек. Что за товары? Тяжелые ли? Сколько уже сделано? Может быть повезет — и на полу уже видна заветная желтая черта. Такая черта присутствует во многих грузовиках — она показывает, что до конца трейлера осталось около трех метров. Если видно черту — ртуть радости моментально подскакивает, зашкаливает на секунду, хочется засмеяться щербатым ртом и рассказать новому напарнику какую–нибудь гнилую шутку, или лучше историю из жизни — я не горазд на шутки и анекдоты…

Как ждешь этой желтой черты! Какой энергией наполняется злое, усталое тело когда, после четырехчасовой разгрузки контейнера с гвоздями, ты наконец замечаешь, что, мать честная — всего один ряд коробок и она наконец покажется! Желтая черта — это адреналиновый укол в замершее сердце. Это фибрилятор выводящий тебя из глухого забвения, когда пульсирует голова, людоедски чешется потный анус, из носа выходят пивные пары и нет больше сил отвечать на остроумные и обидные замечания какой–нибудь подлой твари с которой тебе пришлось разгружать.

К сожалению, если приступаешь к разгрузке рано утром — как правило черты не не видать. Да и напарника может не быть — гадина придет только через час, когда ты уже дошел до кондиции. Скорее всего тебе придется самому перекусить громадными щиплами пластмассовую пломбу которая ставится на железные щеколды закрывающие двойные двери грузовика дабы показать, что при перевозке товара в него никто не лазил. Тебе самому придется открыть тугие двери и убедиться, что коробки сегодня адски тяжелые. Тогда вовсе не хочется рассказывать историю из жизни, или гнилую шутку. Хочется бросить все на хер, сбежать со склада и лечь где–нибудь в тени около моста: доспать свой недосып и надеяться, что пока ты спишь с миром случится непоправимая катастрофа, все люди сгинут и останешься один ты. Когда ты проснешься и убедишься, что вокруг никого нет — можно пойти (побежать!) в винный магазин и отпраздновать первый день настоящей жизни. А может быть, когда на свете никого не станет — вино даже и не понадобится?

Запах! Я забыл о запахах…