Самоходчики

Мы еще тогда многого не понимали. Такие слова, как «разгром» или «отступление», не вызывали никаких эмоций. Просто было страшно жалко простых ребят, воевавших на нашей стороне. Чувствовали, что надо бежать дальше.

Останавливались на ночевки в лесополосах, в пустующих домах или сараях. Сон не шел. Разве что дремали. Ночью где-то сидишь, чуть-чуть передремал, и уже выспался. Кругом тревога. Одновременно понимаешь, что немцы на нас просто-напросто не хотят тратить патроны. Они сражались с теми, кто в форме.

Как-то на наших глазах произошел очередной бой. Немецкая машина появилась на дороге. Советские солдаты из-за сарая выгнали «сорокапятку», дали снаряд, другой в сторону вражеского автомобиля.

Тот загорелся. О конце боя не расскажу. Мы отбежали подальше. Драпали.

Месяца полтора или два отступали. Остановились в селе Птичье Изобильненского района Ставропольского края. Какое-то время советские войска стояли в центре населенного пункта. Помогали местным крестьянам. В марте 1943 года нас призвали в Красную Армию.

Направили в офицерское военное пулеметно-минометное училище. Пошла учеба. Я как-то спросил, а сколько же нас будут учить. Кто-то из курсантов возьми и брякни, что пять лет надо учиться. Думаю: «Непорядок. Так три раза война кончится». Казачки хитренькие, себе на уме. Командиром моего взвода был Герасименко, фронтовик, ходивший в разведку. Мы учились минометному делу на ротных 50-мм и батальонных 82-мм минометах. Взводный меня гонял: то в разведку пошлет, то плиту на спину накинет. Практически каждую ночь кого-то из курсаутов, одного или двух, находящихся на наблюдательных постах, чеченцы резали. Из-за оружия. Забирали с собой у мертвого винтовку или автомат. Ночи на Кавказе темные, хоть глаз выколи. Причем постоянно дует сильнейший ветер и ничего толком не слышно. А они подбирались в траве. И быстро резали.

Старшина возил нам еду на паре лошадей. Как-то видим, что за ним скачут два или три всадника. Чеченцы. Они поздно кинулись — он уже был близко к нам. Бандиты понимали, что если кто-то из наших заметит, то два или три выстрела покончат с погоней. Отстали быстро. Словом, чеченцы были настроены к нам крайне враждебно. Горы кишели бандитами. Поэтому командиры постоянно предупреждали, что на посту рот разевать нельзя. Подкрадутся и прирежут.

Вот кормили в училище хорошо. На офицеров готовили. Практически я оттуда удрал. Ребята стали проситься на фронт. И мне подсказали: «Что ты ходишь по струнке у начальства? Скажи, что голова болит, тошнит или живот болит». Я так и сделал. Все, кто хотел оттуда удрать, так и сказали. Назначили нас в июле 1943 года в маршевую роту. Сначала хотели определить в морячки. Послали в Поти. Все страшно обрадовались. Но тут пошли крики по утрам: «Вставай! На палубу! Равняйсь!» И я как подумал, что всю жизнь стану это терпеть. Не надо подобного. А какой подъем, когда никаких кроватей нет, мы все лежали на полу?! По утрам взводный возле головы моей стоит. Кричит: «Подъем!» За ним начинают то же самое орать командиры отделений. В голове бьется одна мысль: «Боже мой, чтобы вы все скисли!»

К счастью, нас быстро направили на Урал. Первое время, пока ехали, то не знали, куда везут. Как высадились на станции, то сразу же почувствовали, что здесь не Кавказ: прохладненько. Хорошо хоть, что наряду с простым нательным бельем нам выдали запасное теплое.

Пока ехали, жарко было, а тут снежок кругом. Здесь формировали запасной стрелковый полк. Отправили в расчет ПТР. Гоняли сильно.

Перебрасывали с позицию на позицию километров по сорок в день. Как-то лег на спину, а поясница тут же примерзла. Дали однозарядные ружья. Хорошие. Учили стрелять по гусеницам или пулеметным точкам противника.

В самоходчики я попал благодаря счастливому стечению обстоятельств. В нашем Попасном располагался стекольный завод. На нем директором трудился Митрофан Михайлович Гаврилов. Мы занимаемся в поле. И тут с фронта прибыли самоходчики, надо пополнять расчеты. Но на ИСУ-152 набирали только фронтовиков. Мы с товарищем было сунулись: в экипажах полный комплект, да еще новобранцы им и за три копейки не нужны. Витька, москвич по фамилии Москвитин, говорит мне: «Саша, а ты знаешь, что командир полка, который формируется, работал до войны директором стекольного завода в твоем родном Попасном?» Как он пронюхал, я не знаю. Говорили, что Гаврилов никого не признает, кроме командиров фронтов, которым подчиняется. И Витька предложил, что если к нему подойти за час или полтора до отправления, то он заберет нас безо всяких разговоров.