Нет. Однажды Славка приказал механику-водителю выехать на обрыв метров на пять-шесть, а дальше лежат какие-то снаряды. Опасно двигаться к ним. Я выскочил, подошел. Видно, кто-то из миномета стрелял и оставил кучку мин. Хватаю их, а впереди дом без крыши и рядом большая яма. В нее кидаю, а они на что-то падают мягкое. Не стал смотреть — там или мертвецы лежали, или глинистая почва. Штук десять покидал. Убрал на тот случай, если мы случайно при развороте гусеницами заденем. А трупы обыскивать я не стал. Ни в тот раз, ни в последующие. Душа не лежала к такому делу.
Что было самым страшным на войне?
Когда приходишь на передовую. Состояние апатии и покорности судьбе овладевает каждым.
Как вас встречало мирное население?
Как обычно. С радостью.
Женщины у Вас в полку служили?
Я этого вопроса сильно не касался, но их на передовой не видел. У самоходчиков чересчур тяжелое занятие, чтобы там женщины служили.
С особым отделом сталкивались?
Никогда. Если бы я к ним попал, то сегодня с вами не разговаривал бы.
Немецкие листовки видели?
А как же. Когда я ее в первый раз поднял с земли, то подумал: «Ловкие сволочи!» На рисунке было изображено еврееподобное лицо Сталина. Морщинистое и страшненькое. Надписи я особенно не помню, но понимал издевку. Закинул в сторону. Больше не интересовался.
После того, как меня ранило, Славка принял решение уйти с позиции. За это ему досталось от комбата, как он мне после рассказывал. Я еще командиру при встрече в полевом госпитале пожаловался, что даже гвардейского значка не осталось. Он свой с груди снял и отдал мне. Но в госпитале все забрали. А жалко. Лежал я в Витебске. В госпиталь мне приносили сигареты местные жители. С недели две там находился.
Когда девочка в госпитале стаскивала с культи бинт, то он из-за крови присох. Дергает, мне страшно больно. А она боится сильнее дергать. Так что пришлось самому со всей силы, превозмогая боль, сдернуть. Из Витебска нас, тяжелораненых, безруких и безногих, загрузили в эвакопоезд. Были среди нас и раненые — «чайники», как мы их называли: полностью без рук и ног. На носилках лежали танкисты с обожженными лицами: глаза вытекли, и кушать не может. Едем. Где-то между Брестом и Брянском на полустанке остановились. Какая-то женщина бежит рядом с вагонами. И говорит: «Ну что это за война? У людей то руки нет, то ноги». А я в окошко выглядываю и говорю: «Бабушка, нам радоваться надо. Вот те, у кого головы нет — те остались на передовой».
Привезли в Москву. Оттуда за полторы тысячи километров. Оказался в Узбекистане, в Самарканде. Месяца два или три лежал. Здесь я начал оживать. Первые полтора месяца жить не хотел. Казалось, что незачем. Немцы оторвали снарядом ногу по колено, а свои ее два раза отпиливали и отрезали во время ампутации. Гангрена. В Самарканде лечила врач Анна Петровна (имя-отчество как у моей мамы). Пожилая. Она меня выделила среди остальных и внимательно относилась. По двенадцать операций в день делала. Говорит мне как-то: «Саша, давай я сделаю тебе операцию. На косточке у тебя трещина, будешь всю жизнь от свищей страдать». Согласился на операцию и не жалею. Трудовой стаж 54 с половиной года. Освоил протез в Самарканде. Здесь меня комиссовали, дали сопровождающего. В марте 1945 года вернулся домой. День Победы провел на кровати. Не хотел радости. Без ноги.
Дальше придумал: у меня одна нога, а у коня-то четыре. Сначала на лошадь еле заползал, а потом освоился. В Крым переехал в 1945 году. Как получилось? Иду в клуб в Золотом. Все знают, что я маюсь без работы. Наша соседка, Валя Шульгина показала газету: в Ялте есть техникум специальных культур, там почти без экзаменов участников войны принимают. Взял адрес, рассказал маминому брату, он мне помог деньгами. Тот шил тапочки из брезентовых и резиновых угольных лент.
Я же приспособился делать тапочки с блестяшками и бабочками. За каждый день три пары сдавал. Продавал по три рубля. Дал дядя мне в дорогу 120 рублей. Отучился я в ялтинском техникуме. Жил в общежитии. Впервые попробовал инжир. Даже кушал дельфинье мясо. Потом неделю маялся животом. Голодные то были годы. В 1948 году окончил техникум. Попал в число «пятипроцентников». В 1951 году пошел в Крымский институт специальных культур. Окончил его с красным дипломом в 1956 году.