Один раз Полковник говорит: «Морозов, подойти сюда. Ко мне должен приехать генерал, найди хороший домик и наведи там порядок. Нас будет там человек 6–7». Я нашел домик сижу и думаю — стол длинный, стульев хватает. А потом смотрю — дверь. Открыл, захожу туда. Какие-то посылки лежат. Я первую открыл, а там куртки. А в конце войны ребята свою надоевшую форму сворачивали и в сторону, ходили в спортивных костюмах. Я рад до безумия, мне больше ничего не надо. Надел, новое, чистое, легкое, мне так хорошо. А в другой посылке каракулевые шкурки были. Что мне с ними делать. Я их на стулья повесил, на пол положил. Постелил на стол белую-белую скатерть, думаю, полковник меня похвалит. Одну шкурку положил ноги вытирать. И пришли полковничья ППЖ, посмотреть. Увидела шкурки, говорит: «А мне шкурок не хватает». Она как глянула на эти посылки, она озверела — стояла, выжидала, а когда открыл как бросилась собирать.
А как с немками?
Было дело. Конечно. Но отдельные случаи, и добровольно. Про насилия я даже не слышал.
Спасибо, Евгений Давыдович.
Стычинский Сергей Александрович
Я родился в 1924 году в городе Киеве, там же и учился в 13-й Киевской специальной артиллерийской школе.
В июне 1941 года наш курс спецшколы находился в лагере 2-го Киевского артиллерийского училища Бровары, на другом берегу Днепра, за Дарницей. 21 июня у нас были соревнования по волейболу, которые мы решили продолжить и в воскресенье. Легли спать, а ночью, в 4 часа, проснулись от взрывов. Мы решили, что это проводят стрельбы курсанты училища, а оказывается, что Бровары бомбили немцы. Когда мы после завтрака вышли, нас всех построили, сообщили, что началась война. Потом в 12 часов мы выслушали речь Молотова.
Из лагерей мы вернулись в Киев и нас всех послали на рытье окопов западнее Ирпеня. Неделю мы рыли, а потом нам сказали, что спецшкола эвакуируется в Днепропетровск. Мы погрузились на баржу и отправились в Днепропетровск. В Днепропетровске, кроме нашей школы, находились еще московские школы. Там мы были до первых чисел августа, а потом немец подошел к Днепропетровску, и нас снова эвакуировали. Сначала мы приехали в Харьков, но в Харькове наш эшелон даже не разгружали, а повезли дальше, в Пензу. Проехали Пензу, потом Куйбышев и, в конце концов, оказались в Чкаловской области.
В июне 1942 года, после окончания 10 классов, к нам приехал командир батареи 2-го Киевского артиллерийского училища, которое курировало нашу спецшколу, старший лейтенант Налимов и забрал весь наш выпуск в училище, которое после начала войны было эвакуировано на станцию Разбойщицкая Саратовской области, где-то в 20 километрах от Саратова. Весь наш выпуск попал в одну батарею. Когда немцы подходили к Сталинграду, нашу батарею стали готовить на Сталинградский фронт. Меня и моего друга Валю Волошина готовили как расчет противотанкового ружья. Мы тщательно его изучали, стреляли из него, но потом сказали, что мы уже не нужны.
В 1942 году я окончил училище, после чего был направлен в 362-й гвардейский Тернопольский тяжелый танкосамоходный полк. На Челябинском заводе мы получили самоходные артиллерийские установки СУ-152 и одновременно переучились на эту технику, после чего нас отправили на фронт, станция Чернявка, южнее Нового Оскола.
Наш полк вошел в состав Степного фронта, которым тогда командовал генерал-полковник, позже генерал армии Конев Иван Степанович, и в составе Степного фронта я принимал участие в Курской битве.
Во время наступления на Белгород моя самоходка была подбита. Мы пошли в атаку с закрытыми люками, делали короткие остановки, вели огонь, стреляли, а потом по нам ударило. Погиб механик-водитель, лейтенант. Он был уроженцем Челябинска и окончил челябинское танкотехническое училище. Погиб еще один член экипажа, а мы трое сумели выскочить — я, наводчик, и замковый. После того, как мы спаслись замковый, Паша Базылев, он 1900 года рождения был, у него семья была, 2 или 3 детей, он меня попросил, а я попросил командира полка, чтобы его больше в экипаж самоходки не ставили, и его назначили поваром.