Самоходка по прозвищу «Сука». Прямой наводкой по врагу!

Павел Карелин наблюдал в бинокль, как очередная тройка пикирующих «Юнкерсов-87» сбрасывала бомбы, а затем шла на второй заход, расстреливая по бегущим людям емкие контейнеры своих пулеметов.

Но люди приспосабливались. Уходили с открытых мест, шли лесом. Спасала и погода, когда из плотных облаков начинала сыпать снежная крупа или ледяной дождь.

Оставшиеся в полку одиннадцать самоходок находились в капонирах на склоне холма, маскируясь ветками и прошлогодней травой. «Тридцатьчетверки» в основном перебросили на другой участок.

Кроме СУ-76 немецкие танки готовился встретить артиллерийский дивизион капитана Раенко (с десяток орудий) и батарея легких полевых пушек. Десантную роту лейтенанта Бобича в который раз пополнили бойцами, вооружили противотанковыми ружьями, бутылками с горючей смесью и тяжелыми гранатами РПГ-40.

Все это вооружение было малоэффективно. Двухметровые ружья пробивали бортовую броню немецких танков на расстоянии полтораста метров, а от лобовой просто отскакивали. Противотанковые гранаты весом свыше килограмма можно было добросить до танка лишь за 10–15 шагов.

От бутылок с горючей смесью бойцы старались держаться подальше, а при случае – оставляли где-нибудь в кустах. Стекло раскалывалось от легкого удара, а липкая смесь, попавшая на кожу, давала при горении такую температуру, что человек сгорал заживо, не в силах потушить ее.

Главная надежда на танки, самоходные установки и пушки. Подошел зам командира полка Борис Тюльков.

Хотя был он гораздо старше Карелина и по должности, и по возрасту, отношения после боя сложились у них дружеские. Не так много людей осталось в полку, чтобы козырять друг другу да и последний приказ о прикрытии отступающих войск не обещал ничего веселого.

Держись и воюй до последнего. Снимешься раньше – шлепнут за трусость, ну а насчет позже… вряд ли выберешься живым. На кого надеяться – на Бога или судьбу? А лучше вообще не задумываться. Как получится, так и будет.

К ним присоединился командир роты Саша Бобич. Майор Тюльков, у которого старшему сыну исполнилось шестнадцать, видел, как быстро меняет война вчерашних мальчишек.

Считаные недели назад долговязый младший лейтенант Бобич изо всех сил старался показать свою решительность и подготовленность. Выглядел он не то что смешным, а каким-то нелепым и отчасти вызывал жалость.

Сейчас лейтенант сидел, уверенный в себе, с трофейным «люгером» в массивной кобуре. На коленях лежал тоже трофейный автомат МП-40, и рассуждал он не о предстоящем бое (Бобич уже знал, что это такое, и имел на счету несколько убитых врагов), а жаловался, что люди в его роте совсем оголодали и, кроме того, боятся бутылок с горючей смесью.

– Ведь эффективная штука, правда ведь, товарищ майор? Сам видел, как танк за полминуты вспыхнул.

– Кто же это у тебя так отличился? – насмешливо спросил Тюльков, догадываясь, что Саша Бобич привирает.

– Не у меня. В соседней роте.

– Бутылки в любом случае на броне возить не станем, слишком опасно. Но в обороне без них не обойдемся. Боятся те, кто не подготовлены. Отведи новичков в сторонку, хотя бы вон в тот овраг, и потренируйся. Израсходуй пяток бутылок.

– Они на артиллерию надеются.

– На бога надейся… В общем, объясни каждому, что бежать от танков бесполезно, а бутылки бросать надо на жалюзи. Впрочем, и в лобовину угодить, механик задергается, легче добить будет. Так что бутылками с горючкой не пренебрегайте.

– А «ворошиловские килограммы»? Тоже сильная штука.

– Они очень чуткие. Взвел взрыватель – бросай. А перед этим оглядись. Заденешь даже за мелкий куст – сам на воздух взлетишь. Но гусеницы рвут при удачном попадании даже у Т-4. Сам наблюдал.

Пришел старшина, позвал всех троих перекусить. Еда в последние дни была одна и та же – вареная конина и немного крупы. Жилистое безвкусное мясо пережевывали с трудом – хоть какая-то, но пища.

Ночь прошла сравнительно спокойно, а на следующий день появились явные признаки продвижения противника. Ездовые нахлестывали лошадей. Повозки по-прежнему были заполнены ранеными, но их стало значительно меньше. Основная масса отступавших сумела опередить немецкие танки.

Быстрым шагом, почти бежали мелкие разрозненные группы.

– Фрицы близко? – спрашивали у них.

Люди, остановившиеся на пяток минут отдышаться и глотнуть воды, утвердительно кивали головой. Противотанковые батареи, еще одна линия прикрытия, вели огонь в нескольких километрах. Торопливые выстрелы слышались звонко и отчетливо.

– Боевая готовность, – коротко объявил Цимбал.

Мимо самоходок проследовала «тридцатьчетверка» с перекошенной башней и вмятинами на броне. Там тоже лежали раненые.

Обходя отступающих, пронеслись два немецких мотоцикла. Их обстреляли из пулеметов, орудиям было приказано огня не открывать. Пулеметные очереди из колясок косили бегущих, добивали раненых. Один мотоцикл подожгли огнем «максима», а второй, поврежденный, дымя, повернул назад.

– Во, сволочи, обнаглели, – выругался Захар Чурюмов. – Пока харю не начистишь, прут напропалую.