Самокритический автопортрет

Однако все перевешивал хрущевский антисталинизм, последствия которого, в отличие от своих внутренних противников, позже организовавших его смещение с должности, сам он так и не осознал. Веэс помнит свой «хрущевизм» (критический, разумеется) в годы сотрудничества в журнале Contemporaneo , когда начал свою политическую и культурную деятельность. Этот «хрущевизм» тогда соединялся с «ленинизмом» - ленинизмом мифологизированным, идеализированным, - и все базировалось на антисталинизме как основе критики советской системы, преимущественно в культурной сфере, но с очевидными политическими импликациями. Сегодня Веэс такое странное сочетание Хрущева с Лениным, существовавшее только в его личной интерпретации, считает заблуждением. Но при всей своей абсурдности, она помогла ему найти собственный путь, все более критический по отношению к советской коммунистической реальности, как современной, так и прошлой. В короткое время «хрущевский» компонент исчез, а ленинский сам сделался предметом критического анализа, пока Веэс не пришел к полному его отрицанию. Однако поначалу они послужили стимулом к размышлениям: он и сегодня считает их продуктивными. Веэс не отрекается от пути, которого держался в своих поисках, и не завидует тем, кто шел путями прямыми, но интеллектуально бесплодными. Это банально, но поиск истины дороже, чем обладание готовой истиной, полученной без поиска, он никогда не кончается, и ошибка является его частью.

Веэс помнит, как начиналась его работа с Contemporaneo - журналом с новаторской программой, учитывавшей последние веяния в итальянской и европейской культуре, даже с поправкой на ограничения, налагаемые тогдашней политикой компартии. Он знал русский язык, изучение которого явилось неизбежным следствием его интереса и любви к родине Достоевского и революции. Он помнит, как начал: купил русскую грамматику Альфредо Полледро14 , потом от самообучения перешел к разговорным урокам с Николой Бавастро, человеком, которого он не забыл и по сей день - итальянцем, родившемся и жившим в России до революции, переводчиком русских классиков, в частности Гоголя, и женатым на русской. Отличавшиися необыкновенной живостью характера, он превращал свои уроки в подобие введения в жизнь бывшей царской империи, завораживая слушателя. Образ «традиционной» России, созданный Бавастро, накладывался на возникший в воображении Веэса, и по мере усвоения языка в нем все сильнее укреплялась преданность «русскому мифу». Знание языка и постоянное чтение советских культурно-политических журналов создало Веэсу несколько преувеличенную репутацию знатока если не России, то Советского Союза.

Учась на философском факультете Миланского Университета, как уже говорилось, из многих видных профессоров выбрал себе в «наставники» Антонио Банфи не столько по близости политических убеждений, сколько потому, что «марксизм» последнего (кавычки здесь служат указанием на свойственную Банфи сложность мысли, не сводимой к какому-нибудь одному аспекту) был открыт всей совокупности проблематики, и Веэс в своих дальнейших исследованиях всегда оставался верен этому принципу. Банфи стал научным руководителем его дипломной работы о советском диалектическом материализме. Это было скрупулезное систематическое изложение в то время малоизвестных текстов (отсюда сохранившийся интерес к этой работе, о чем Веэс, к своему удивлению, еще совсем недавно слышал). Но эта тема была далека от его уже сложившихся к тому времени общекультурных (исторических, литературных, политических, религиозных) интересов, которые впоследствии составили область его работы.

Итак, Веэс, ставший сотрудником Contemporaneo , сразу же обратил свое внимание на первые зачатки «оттепели» в СССР. Поэтому его статьи вызвали не только живой интерес, но и критическую реакцию и полемику, особенно со стороны коммунистов консервативного склада. Дело было не только в документированной информации о новых тенденциях в советской культуре, нарушавших устоявшуюся картину этой культуры («соцреализма» и т.д.): новым было отношение писавшего, сочувственно относившегося к этим робким проявлениям «ревизионизма».