Самолет без нее

Впрочем, ее сопротивление было с самого начала обречено. Постепенно она затихла, отодвинулась в угол скамьи и прижалась лбом к оконному стеклу.

Марк перевел дух. Мальвина сидела растрепанная, но на губах играла торжествующая улыбка. Пока они боролись, у Марка из кармана выпал голубой конверт и скользнул под сиденье. Он этого не заметил. Мальвина быстро сообразила, что ей не следует затягивать ссору. Пусть только он уберется, а там… Конечно, в конверте может оказаться счет за телефон или еще какая-нибудь ерунда. А может, и что-нибудь другое…

Марк открыл ее сумку.

Ладно, подождем, сказала себе Мальвина. Все равно этот сукин сын не осмелится…

— Не смей, Витраль! — В голосе звенела бессильная ярость.

— Что, тепло? И что же это такое мы там прячем, а?

Марк рылся в сумке. Ключи, телефон, губная помада, кошелек — тоже «под крокодила», — серебряная ручка, записная книжка…

У Мальвины затряслись руки. Как она ни старалась скрыть дрожь, ничего не получалось.

Да нет, не тепло, понял Марк. Горячо! Записная книжка! Вот что заставило Мальвину занервничать. Марк присмотрелся внимательнее. Это была не обычная записная книжка, а толстая тетрадка размером примерно семь на десять сантиметров. Неужели дневник? То-то ты задергалась, красавица…

— Только попробуй открыть, Витраль! Предупреждаю: ты — труп!

— Ладно, не буду. Если ответишь на вопрос. Что тебе известно об открытии Гран-Дюка?

— Ты — труп! Клянусь, я…

— Не хочешь — как хочешь.

Марк одной рукой открыл книжку и небрежно пролистал. Все развороты выглядели одинаково: на левой странице — рисунок или фотография, на правой — короткая, в три строчки, надпись, сделанная мелким ученическим почерком. Стихотворение?

Вне всякого сомнения, он был первым, кто не то что читал, а просто видел эти опусы. Он не терял бдительности, продолжая держать Мальвину под прицелом. Марк не сомневался: стоит чуть ослабить внимание, и девица вцепится ему в глотку. На одной странице он остановился. Слева помещался коллаж: фотография распятия, на которой обнаженное тело Христа венчала приклеенная голова какого-то мужчины с горящим взором — очевидно, звезды мыльной оперы, Марк плохо в них разбирался. Он вслух зачитал текст с правой страницы:

К тебе прикоснуться, руками обвить
Все тело твое.
Возьми — я твоя!

— Хо-хо-хо! — присвистнул Марк. — Вот так скромница! Так вот о чем мы мечтаем в церкви на мессе!

— Тупица! — гавкнула Мальвина. — Что ты понимаешь? Это хайку. Японские стихи. Недоумок!

— А как насчет твоей бабушки? Она тоже тупица? Что, если я пошлю ей этот шедевр эсэмэской?

Мальвина нахмурила брови, став похожей на ребенка, застигнутого за неподобающим занятием.

— Ну так как? — настойчиво повторил Марк. — Рассказываешь мне все, что знаешь, или?.. Что тебе известно про Гран-Дюка?

— Пошел в задницу.

Марк вырвал из книжки листок, скомкал в шарик и вышвырнул в приоткрытое окно поезда.

— Ты права. Я тебе честно скажу: мне не понравилось. Неудачный стишок. Давай попробуем с другим. О, придумал! Мы с тобой сыграем в одну очень интересную игру. Я задаю тебе вопрос. Если ты не отвечаешь, я читаю следующую страничку. Если стишок плохой, я его отправляю в полет. Если хороший — отсылаю эсэмэской бабуле Карвиль.

Марк провел пальцами по срезу книжки и нарочито громко рассмеялся. Слишком громко. Ему было противно, хотя и не хотелось самому себе в этом признаваться. Читать без спросу чужой дневник — не самое благородное занятие. Мальвина забилась в уголок сиденья, похожая на встрепанного воробышка. Марку казалось, что, вырывая из книжки очередной листок, он выдергивает у беззащитной птички перо из крыла.

Он листал книжку. Внимание привлекла аккуратно вырезанная фотография самолета, вклеенная в другую, изображавшую камин.

Железная птица,
Ангел в аду.
Моя плоть.

— Вот это ничего, — похвалил Марк. В горле у него распухал отвратительный ком, мешавший дышать. Марк постарался взять себя в руки. — Кроме последней строчки. «Моя плоть». Надо было хоть знак вопроса поставить, что ли. Нет, Мальвина, это халтура. В окно!

Еще один бумажный шарик улетел в пространство. Мальвину трясло.

— Ну что, не надумала говорить? — не отставал Марк. — Зачем ты ходила к Гран-Дюку?

— Отвали!

— Как скажешь…

Снова шелест страниц. Марк остановился на фотографии детской спальни, по всей видимости вырезанной из каталога мебельного магазина. На правой стороне снимок Банджо — огромного желто-коричневого плюшевого мишки. Середину левой фотографии занимала кровать, к которой была приклеена — ну разумеется! — фотография Лили в возрасте восьми или девяти лет. Она сидела, по-турецки скрестив ноги. Фотографию, надо полагать, украл Гран-Дюк…

Марк прочел, стараясь, чтобы голос не дрожал:

Забытые игрушки.
Тоскую по тебе.
Ты меня бросаешь?

— Витраль, ты подонок, — простонала Мальвина. — А я еще показывала тебе комнату Лизы-Розы!

— Я жду ответа.

Мальвина выставила средний палец.

В окно полетел бумажный комок.