Марк дошел до единственного фонаря, освещавшего тупик. Кошки не сдвинулись ни на сантиметр, словно окаменели. Он раз пять пытался дозвониться Лили. Она не снимала трубку. Обзванивать больницы больше не имело смысла — в подобных случаях по просьбе пациенток сохраняют анонимность.
А Лили наверняка просила никому не сообщать, где она.
Марк еще раз набрал номер Лили, дождался, пока включится автоответчик, и заговорил. Наверное, он сейчас напоминал забулдыгу, который среди ночи стоит, прислонившись к фонарному столбу, и ведет беседу сам с собой.
— Лили! Николь все мне рассказала. Я ни о чем не догадывался. Прости меня. Прости мне мою слепоту. Я должен быть рядом с тобой. Я не собираюсь читать тебе мораль или уговаривать сохранить ребенка. Не бойся, я не стану делать ничего подобного. Честно признаюсь, мне пока ничего не удалось узнать. Полный мрак. Все как в тумане. Еще хуже, чем раньше. Но я все равно уверен, что… Ладно, я понимаю, что моя уверенность ни в чем тебя не убедит. Но я прошу тебя: подожди. Позволь мне к тебе приехать. Я приеду. Умоляю, скажи, где ты. Ты так мне нужна.
Голосовое сообщение улетело в лунную ночь.
Кошки придвинулись друг к другу ближе. Обе издавали воинственное шипение, предвещающее схватку не на жизнь, а на смерть. Марк знал, что все это — не более чем игра. Они повторяли один и тот же ритуал на протяжении вот уже десяти лет.
Марк сел на землю, на тротуар, знакомый до последней плитки. Однажды Лили здесь упала — на этом самом месте. Ничего страшного не произошло — у нее перевернулся трехколесный велосипед. Пара царапин, немного крови. Нормандские дожди давным-давно смыли ее следы с тротуара.
Марк закрыл глаза.
Ребенок. Их ребенок.
У него в душе поднималась волна гнева. Не против Лили, нет. Скорее, против порядка вещей. Было невыносимо ощущать собственную беспомощность.
В одном из домов открылось окно на втором этаже. Из окна высунулся мужчина — Марк его не знал, наверное, он переехал в их квартал совсем недавно — и зычным голосом прикрикнул на кошек. Парочка распалась. Одна из кошек побежала на голос хозяина. Вторая, выждав пару секунд, направилась к Марку.
Марк протянул руку, и кошка принялась об нее тереться. Шерсть у нее на загривке еще топорщилась. Должно быть, одна из любимиц Лили.
Разумеется, Марк прекрасно понимал, почему Лили решилась на аборт. Он достал мобильник и просмотрел последние сообщения. Она пошла на этот шаг не потому, что считала себя недостаточно взрослой для материнства. Не из-за материальных соображений. Не из-за угрозы профессиональной карьере. Лили не хотела производить на свет плод кровосмесительной связи.
Марк сжал в кулаке серую кошачью шерсть. Пока Лили не получит убедительного доказательства того, кто она такая на самом деле, она не станет менять решения. Иначе и быть не может.
Марк поднял глаза к небу. А если он его раздобудет, это самое убедительное доказательство? Главное, найти ключ к загадке. Кошка запрыгнула Марку на колени.
— Ну что, котище? Зачем еще нужны отцы, а? Представляешь, когда моей дочери исполнится пятнадцать… Или даже восемнадцать… Я возьму ее за руку, посмотрю ей в глаза и скажу: «Видишь ли, моя хорошая, ведь все висело на волоске. Если бы я не узнал правду, если бы в последнюю минуту не достал это проклятое доказательство, тебя бы не было. Я тебя не вынашивал, это верно, но все-таки это я спас тебе жизнь. Да, золото мое, это я тебя спас. Потому что очень любил твою мать. Любил и хотел иметь от нее ребенка. Ты родилась от большой любви…»
Кошка спрыгнула с его колен.
— Ты права! — сказал Марк. — Хватит рассиживаться.
Лили стояла на балконе и курила. Она понимала, что ничего хорошего в этом нет, но ей было плевать. Подумаешь, одна сигарета. Ну пусть три сигареты. Девушка с красными волосами и желтыми зубами — сейчас она спала на соседней кровати — оказалась не жадиной. Она просто отдала пачку и сказала: «Бери сколько хочешь».
Лили прослушала сообщение от Марка. Нет, Марк не сможет ее найти. Она приняла решение и не отступится от своего. Она пройдет этот путь одна. До конца.
Сохранить ребенка было бы безумием. Человек не может жить без личности, и Лили сознавала это лучше, чем кто бы то ни было. Наградить невинное и беспомощное существо той же болью, что она несет в себе всю жизнь? Ни за что. Передать своему ребенку собственное проклятие?
В левой руке Лили сжимала подаренный Марком туарегский крест. Пальцы правой руки дрожали. Она держала в них сигарету и одновременно нажимала на кнопки мобильного телефона. Над маленьким экраном, светившимся голубоватым светом, поднималась струйка дыма. Лили пришлось разделить слишком длинную эсэмэску на четыре.