Самолёт Москва – Белград

– Нет, нет, Полина и не проси, чтобы я хоть как-то, пусть даже косвенно, посодействовал отъезду такой красавицы из СССР? Да ни за что! Мы в Минздраве такую характеристику напишем, тебя за Уральский хребет не выпустят, я лично возьму это дело на контроль! Я же в тебя был влюблён, так сказать, на заре туманной юности! Не веришь? Честное слово!

Полина смеялась, думая, что этот Игорь забавный парень, пожалуй, вокруг неё слишком много серьезных людей. Слишком много. Слишком серьёзных. Потом была ещё одна встреча, уже в театре, потом ещё одна, и ещё, и ещё…

Она влюбилась. В Игоря Маркелова. Не просто влюбилась, потеряла рассудок, сбрендила, сошла с ума… Удивлялась, как это она сразу не разглядела такое сокровище, ещё на первом курсе. Горан? Замечательный, добрый, внимательный, но он человек долга, слишком похож на неё саму, а Полине так хотелось лёгкости!

Через месяц отношений с Игорем, Полина поняла, что беременна, но, судя по сроку, это был ребенок Горана. Игорь, узнав, легкомысленно отмахнулся, мол, нашла проблему, родишь, запишешь на меня. Но Полина так не могла. Она позвонила Горану, рассказала обо всем: и об измене, и о ребенке. Просила прощения, плакала, умоляла забыть её.

Горан молчал. Полина, закусив губу, царапала ногтем эбонитовую телефонную трубку. Ей казалось, что не только она, а все, кто был на Почтамте в тот час, затаили дыхание в ожидании его ответа: и эта молоденькая девушка в модных белых босоножках с крупными пряжками, и военный, читающий газету, и веселая парочка, украдкой целующаяся в дальнем углу. Все ждали, какой приговор получит Полина. Наконец Горан заговорил:

– Значит, не судьба, но у ребенка должна быть моя фамилия, мы, сербы, детей не бросаем, я приеду, как смогу.

Когда кураж прошёл, Игорь понял, что натворил. Полина дурнела на глазах, разбухая, как тесто в кадушке. Да ладно бы там был его ребёнок! Он брезгливо тыкал пальцем в живот жены, спрашивая:

–Долго ещё ждать, я тоже не железный. Я мужчина, мне надо.

Полина его жалела. Его! Не себя! Не ребёнка! Закрывала глаза на его отсутствие по ночам, плакала, ревновала, надеясь: вот рожу и будет всё по-прежнему. Ему ведь и правда тяжело. И с ней, и с родителями. Отец и мать Игоря, её, конечно, не приняли. Свекровь в глаза говорила, что Полина – подлая, охомутала Игоря, испортила ему всю жизнь.

Вопреки ожиданиям Полины, после рождения Славы стало совсем невыносимо. Игорь почти не появлялся дома, а когда приходил, то грубил, мог ударить. Почему она не развелась? На что надеялась? Впрочем, через год муж немного успокоился. В конце концов, ему было неплохо. Ребёнка он почти не видел, Полина вышла на работу, денег не просила, всегда была готова услужить по первому требованию. Хорошо иметь под боком виноватую, красивую бабу, которая лишний раз рот боится открыть.

Когда приезжал Горан, они разыгрывали счастливую семью, но он не особо верил этому спектаклю. Полина выглядела забитой, сутулилась, прекрасное точёное лицо словно стекло вниз, как на картинах Сальвадора Дали. Но больше всего Горан переживал за сына и, как оказалось, не зря.

Тот Новый год Полина встретила на дежурстве, Слава остался с Игорем, в 10 вечера должна была прийти няня. Ближе к одиннадцати привезли женщину с внематочной беременностью. Пациентка дотянула до последнего, несмотря на то, что у неё всю неделю ныл низ живота, она не захотела портить праздник мужу и детям и терпела, пока не рухнула в обморок прямо на кухне. Когда Полина вышла из операционной было уже 2 часа ночи. Она набрала домашний номер. Гудки. Наверное, няня уснула вместе со Славой, а Игорь, разумеется, где-то гуляет. Надо что-то решать с её, так называемой семейной жизнью, неужели у неё совсем не осталось гордости? Стыдно. Морок какой-то… На душе скребли кошки.

Няня не пришла, Игорь не знал, что и делать. Его ждали на даче, шашлыки, шампанское, ёлка во дворе, ну и девочки, конечно. Славик сидел за столиком, калякая в альбоме карандашами. Игорь решился: "Ладно, возьму его с собой, пристрою там куда-нибудь". На даче Славика накормили конфетами, уложили спать на кушетке в чуланчике. Ночью малыш проснулся и громко заплакал. Темно. Наревевшись, встал с кушетки, открыл дверь чулана, высунул наружу кудрявую головку. Чужие, пьяные голоса, доносившиеся со второго этажа, напугали его. Слава проковылял в прихожую, его пальтишко лежало на скамейке, а вот сапожек он так и не смог отыскать. Сунув ноги в чьи-то тапки, мальчик вышел на крыльцо, ворота на улицу были распахнуты настежь. Услышав за спиной утробное рычание, Слава обернулся: огромная овчарка скалила желтозубую пасть. Его глазёнки расширились от ужаса, подумав, что это волк, мальчик бросился за ворота, неловко шаркая чужими «взрослыми» тапками.

Семейная пара, возвращаясь из гостей уже под утро, каким-то чудом заметила ребёнка, уснувшего в сугробе. Слава остался жив, но из-за начавшейся гангрены, ему ампутировали ступню левой ноги.

Следователь кричал на Полину: