Читаем Самолеты на земле — самолеты в небе полностью

За калиткой открывался гладкий, белесый путь. Свет луны сгладил неровности дороги и обрезал ее по краям. Немного успокоившись, она вдруг поймала себя на мысли, что ей, трусихе, совсем не страшно сейчас, тогда как в городе с наступлением темноты боялась идти даже по своей ярко освещенной улице и, задерживаясь на работе, каждый раз просила Павла встретить ее. Словно для того, чтобы проверить себя, она пошла дальше. Земля жестко шуршала под ногами, носки туфель ударялись о большие камни. Нет, страх не приходил. Точно кто-то незримо и надежно охранял ее в этом пустынном, каменистом мире, но кто именно — она не могла бы сказать. В темноте все строения казались одинаковыми, и Вера не запомнила, какой по счету их дом. Но даже вполне очевидная опасность остаться одной ночью в незнакомом месте отступала перед ничем не объяснимой уверенностью, что она непременно найдет его.

Она и в самом деле легко разыскала каменную ограду, напоминавшую остатки древней крепостной стены, сразу узнала веранду, лестницу, засохший стебелек под окном.

Луна, казалось, стала светить ярче. В последний раз оглядев дом, чтобы окончательно убедиться в том, что она не ошиблась, Вера заметила на стене выступ прямоугольной формы. Она подошла ближе и увидела каменную доску, на которой было написано по-армянски. Ниже по-русски были выбиты слова:

«В этом доме 5.5.1870 г. родился славный сын армянского народа Ашот Анушьянц».

Она вздрогнула от неожиданности и удивления, что они с Павлом не заметили этой надписи при дневном свете, и прочитала ее еще раз. Потом поднялась на крыльцо, притворила за собой дверь и, не заперев ее, вошла в дом.


1972

ЖИЗНЬ В САДУ

Чаплины жили и работали в одном из южных ботанических садов страны — и окна их квартиры выходили на склон, засаженный ливанскими кедрами. Плоские, будто спрессованные ветви образовывали ярусы, нанизанные на стержень ствола и формой напоминающие пагоды, а вершины были приплюснуты, словно придавлены чем-то тяжелым, что мешало ливанским кедрам походить на обычные деревья, макушки которых легко и остро тянулись вверх, буравя небо. Сквозь ажурные плоскости хвои виднелась узкая полоса моря.

Лучшим временем года в ботаническом саду считалась осень, когда было еще тепло, а посетителей становилось заметно меньше. И хотя все чаще выдавались прохладные дни, жаркая, воистину летняя погода нередко баловала отдыхающих.

В один из таких теплых октябрьских дней Чаплиных навестил их бывший сослуживец, доктор физико-математических наук Потин, недавно приехавший из Москвы.

На вид было ему не более тридцати шести лет. Гладкая кожа лица, покойный, чуть меланхолический и вместе с тем уверенный взгляд говорили о том, что этот человек успел насладиться успехом. Он сошел с автобуса на верхнем шоссе. Запах выхлопных газов казался сильным, въедливым и особенно неприятным в легком и прозрачном, как стекло, воздухе, так что Потин еще долго помнил его, спускаясь вниз.

По обеим сторонам шоссе росли мелкие, почти игрушечные кипарисы, но сада не было, и ни одной живой души не было вокруг, чтобы спросить дорогу. Приезжий подумал, что спутал остановку, решил спуститься к морю, берегом дойти до ближайшей пристани и вернуться обратно на катере.

Однако вскоре он увидел долгую изгородь, которая с трудом сдерживала натиск прорывающейся сквозь нее растительности. Дорога кончилась площадью перед входом в ботанический сад. Высокая решетка, пристройка больничного типа и четырехэтажный каменный дом по ту сторону ворот, излишне больших и фундаментальных, а также несколько ярко-красных цветов в глубине привносили в этот уголок южной природы мрачноватый, кладбищенский колорит. У Потина поначалу возникла мысль узнать у дежурной телефон Чаплина, связаться с ним и попросить встретить, но потом он передумал.

Посыпанная битым кирпичом дорожка шла мимо дома, миновав который приезжий оказался среди цветущего множества роз. Свет дня стал здесь таким ярким, точно с темной улицы он вошел в хорошо освещенный цветочный магазин. Справа от клумб, занимавших непривычно большое пространство, росло огромное хвойное дерево, ветви которого не провисали под силой тяжести, а, словно хорошо натренированные гимнасты, уверенно держали прямой угол, заостряясь, утоньшаясь и сходя на нет по мере удаления от ствола. Каждый последующий ярус не соприкасался с предыдущим. Казалось, никакой ветер не способен поколебать это мощное сооружение природы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Молодые писатели

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
И власти плен...
И власти плен...

Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос. Для чего вы пришли в эту жизнь? Брать или отдавать? Честность, любовь, доброта, обусловленные удобными обстоятельствами, есть, по сути, выгода, а не ваше предназначение, голос вашей совести, обыкновенный товар, который можно купить и продать. Об этом книга.

Олег Максимович Попцов

Советская классическая проза