Жизнь коловертца — это путь в незнаемое. Он может разведать новую дорогу, пройти там, где пройти, кажется, было невозможно. Только на пути от незнания к знанию чувствует коловертец всю полноту и осмысленность своей жизни. Только на этом пути он может быть счастлив, как птица чувствует себя птицей лишь тогда, когда поднимается в небо. От него же требуют, чтобы его поиск окончился вполне определенным практическим выходом — именно тем, какой задан, и никаким иным. Ему вменяется в обязанность поймать щуку-волшебницу и ничто другое.
Каминск связан со всем миром. Если, скажем, старшему научному сотруднику Крымову понадобится западногерманский прибор, а сотрудникам Балавадзе и Свадьбину прибор, сотворенный где-нибудь за тридевять земель, скажем, на Дальнем Востоке, и если руководство сочтет, что вышеуказанным сотрудникам для выполнения поставленных перед ними задач в самом деле будут необходимы такие приборы, последние прибудут на территорию института Крюкова быстрее, чем успеет смениться время года, то есть поистине в сказочно короткий срок. Формула «То, что должно летать, должно летать, и летать так, как до́лжно» имеет прочный экономический фундамент, на котором начертано: «Все, что для этого нужно, — будет». Второе положение, как и первое, распространяется в равной мере на каминчанина и на коловертца, так что коловертец семь раз подумает, прежде чем решится покинуть крепость ради прозрачных ручьев и пугливых зебр. О коренных каминчанах и говорить нечего: те преданы крепости душой и телом.
Люди Каминска живут в лесу и одновременно как бы в городе. Пассажирам Аэрофлота, которым с высоты нескольких километров трудно без биноклей разобрать отдельные детали крепости: белые кубики зданий, медленно ползущий по тонкой ленте шоссе автомобиль, лес, напоминающий мягкий, курчавый мох, — весь этот крошечный, как бы игрушечный мир покажется одним из самых счастливых и всесильных на земле.
Каминск вплывет в иллюминатор и исчезнет, а в памяти останется панорама, волшебная шкатулка, макет маленького городка. И как память сглаживает все мелкое, являя тревожащий образ прожитых лет, так и этот макет являет пассажиру и летчику образ идеальной, загадочной жизни. И думается: люди Каминска живут в настоящем, но отчасти и в будущем. Они счастливы высоким счастьем, доступным лишь тем, кто пытается познать, сберечь и переустроить доставшуюся в наследство планету.
И еще на одну мысль наводят окрестности Каминска, увиденные с высоты нескольких тысяч метров: мысль о безмерности этой земли, о том, что человек существует на ней не слишком долго, но после него остаются Каминск, самолеты, добытые знания, написанные книги и мальчишки, играющие в снежки у крепостной стены…
Конечно, не только транспорт связывает Каминск с остальным миром. Днем в библиотеке сотрудник института Крюкова одновременно с москвичом и ленинградцем раскрывает хрустящие и сверкающие глянцем номера журналов на всех языках. В крепости хорошо знают цену своевременно полученной информации.
Коловертец нередко сам пишет и публикует в научных журналах статьи, выступает на конференциях. Тов. Крымов делает сообщение о том, например, чем питаются те или иные бактерии, почему они выбирают тот или иной рацион. И читателю или слушателю кажется, что товарищи Крымов и Балавадзе — это такие не от мира сего ученые, которые посвятили жизнь изучению вполне отвлеченных проблем.
Впрочем, если спросить самих товарищей ученых, чем они занимаются, спросить, конечно, не постороннему, а своему, доверенному человеку, те начнут говорить все о тех же бактериях и о своеобразии их аппетита, то есть как раз о том, что написано в их статьях и доложено на конференциях. Если же задать вопрос о практической направленности их работ, товарищи химики, биологи, биохимики перечислят в одном ряду задачи, которые ставит перед ними руководство института, и полиэтиленовые упаковочные пакеты, и новые сорта хлеба, новые виды одежды и обуви, и другие полезные вещи, которые для научного аспекта темы вполне равноправны и одна ничем не лучше другой.
В этом смысле указанные товарищи — типичные еретики. Ибо ставить рядом с атрибутами официального бога каминчан полиэтиленовый пакет для мужской рубашки не значит ли упоминать божественное имя всуе и втайне глумиться над ним?
Каминчанин славит своего бога в богатом соборе крепости. Ему не нужно, подобно коловертцу, прятаться в лесу, преклонять колени перед маленьким, похожим на игрушечный дом скитом или алтарем, построенным в дупле расщепленного грозой дерева. Не нужно всякий раз маскировать его ветками и травой, чтобы какой-нибудь злонамеренный прохожий не обнаружил и из пустого озорства не уничтожил хрупкое совершенство гнезда.
Когда бог зовет к себе коловертца, когда мысль, готовая родиться, мучает его, ища выхода, он начинает ощущать непонятную тоску и тягу к одиночеству. Коловертца тянет в лес, на природу. Тогда он приходит к своему начальнику и говорит: