Самолеты на земле — самолеты в небе

— Мне нужно кое-что обдумать, прежде чем принять решение относительно той части работы, которую мы должны начать. Разрешите мне завтра не прийти.

«Хитрец, — думает про себя каминчанин-начальник. — Нет чтобы, как другие, просто сказать: мол, отпрашиваюсь по личному вопросу. Отчего же не отпустить? Дело житейское, всякое бывает».

Но поскольку коловертец работает хорошо и много, начальник не решается отказать ему. И коловертец уходит. На следующий день встает рано, дома говорит, что идет на работу, а сам отправляется в лес. Ему нужны сейчас тишина и одиночество.

Тем временем несколько самых востроносых и любопытствующих сотрудников — преимущественно каминчан, — прослышавших о том, что руководство просто так, без всякой уважительной на то причины, отпустило коловертца, испытывает к нему тайную зависть и спешит выразить свое недовольство. Они приходят к начальнику и говорят.

— Почему, — говорят, — ему можно, а нам нельзя? Нам, — говорят, — может быть, не меньше, чем ему, нужно. У нас, — говорят, — ребенок после школы один некормленый дома сидит.

И руководство, во избежание лишних, нежелательных разговоров и принимая во внимание то обстоятельство, что все сотрудники должны быть равны в правах, решает впредь не отпускать коловертца по его весьма сомнительным для некоторых каминчан делам.

Что же касается изменившего своей вере коловертца, то он уже не раздражает начальство, не ходит молиться в лес, взгляд его постепенно становится более спокойным, характер добродушным. Он уважает теперь порядок, не опаздывает к началу рабочего дня, редко задерживается, вовремя обедает, знает, что делу время — потехе час, что Волга впадает в Каспий, и, как истинный каминчанин, считает многих коловертцев безалаберными фантазерами, не умеющими организовать свою жизнь как должно. В течение ряда последующих лет он основательно и систематически готовится к тому, чтобы в конце концов совместно с соисполнителями взяться за разработку заветной темы номер пять.

А то, бывает, соберутся несколько коловертцев, случайно или преднамеренно — кто их знает? То в обеденный перерыв к реке спустятся, то из крепости в поздний час вместе выйдут — и пойдет шум, точно таборные кибитки по тряской дороге едут. А разговоры все те же, что и в крепости, но уже на воле и потому как бы более свободны и смелы.

Кажется, так уж устроен коловертец, что ни о чем другом говорить и думать не умеет, кроме как о своем деле, о работе, о нерешенных проблемах земли и неба. Он думает об этом в лаборатории, за обедом, во время и после работы, и коренному каминчанину кажется порой, что коловертцы, работающие в институте Крюкова, — это те же каминчане, но только остановившиеся в своем развитии и потому оставшиеся навсегда детьми или заболевшие неизлечимой, пока еще неизвестной медицине болезнью.

16

Рассказывают такую историю. Давно это было. Как-то раз пошли каминчанин и коловертец в дальний лес и заблудились. Стали решать, как быть. Каминчанин говорит: «Направо нужно идти», — а коловертец: «Налево, туда, где солнце садится».

Как известно, коловертцы — самые упрямые люди на земле, но и каминчане им не уступают. Спорили-спорили, всяк на своем стоит. Решили, что каминчанин пойдет направо, а коловертец налево, и пусть их судьба рассудит.

Идет коловертец, спешит: скоро совсем темно станет. Наконец, когда едва уже можно было различить стволы деревьев, вышел он на дорогу, которая вела к Каминску. «Я оказался прав, — подумал коловертец, — а товарищ мой из-за своего упрямства теперь погибнет в лесу». Сел он на придорожный камень и заплакал.

Вдруг чувствует: кто-то руку ему на плечо кладет. Поднимает коловертец глаза и видит перед собой каминчанина.

— Как ты здесь оказался? — спрашивает, пораженный. — Ты ведь совсем в другую сторону направлялся.

— Я следом за тобой шел, — говорит каминчанин.

— Почему же сразу со мной не пошел? Почему не согласился, что нужно налево идти?

Каминчанин отвечает на это:

— Я знал, куда идти. Но скажи я, что нужно идти туда, где солнце садится, ты бы непременно усомнился. Ведь ты все подвергаешь сомнению. Из одного бы упрямства в другую сторону пошел и погиб бы в лесу. Пришлось мне тебя обмануть.

— Нет, — говорит коловертец, — это сейчас ты меня обманываешь. Не понадеялся на свой ум и правильно сделал: живым остался. Ведь недаром говорят: ученый водит, неученый следом ходит.

Долго препирались они у придорожного камня, пока вконец не рассорились. С тех пор никто не видел, чтобы коловертец и каминчанин вместе в лес ходили.

Коловертцы комментируют эту историю так: «Один ум — хорошо, когда он принадлежит коловертцу. Но когда ум принадлежит каминчанину — этого явно недостаточно».

Каминчане говорят: «Коловертец не то что в лесу — в трех соснах заблудится. Глупому счастье, а умному бог дает».

17