Самолеты уходят в ночь

Внезапно наступила оттепель. Аэродром раскис до такой степени, что шасси самолетов увязали в грунте и у моторов не хватало силы, чтобы оторваться от земли. Нам приходилось вытаскивать машины на руках. С трудом вытягивали, а через минуту самолеты вновь вязли в жидкой грязи.

Нужно было что-то предпринять. По предложению Бершанской решили построить для взлетно-посадочной площадки деревянный настил. Интенсивность вылетов, конечно, уменьшилась, но хорошо уже было и то, что полк действовал.

С оттепелью пришла непогода. То сутками моросил надоедливый мелкий дождь, то сыпал мокрый липкий снег. Летать приходилось под самой кромкой облаков, на высоте 400–500 метров. А в таких условиях тихоходные У-2 ничего не стоило сбить из крупнокалиберных пулеметов. Во всяком случае, доставалось нам от них основательно. Сплошь и рядом самолеты возвращались из полетов с изрешеченными плоскостями. Техники латали их на скорую руку, в результате чего крылья многих машин вскоре стали походить на потрепанные лоскутные одеяла.

Но вот что характерно. Как бы тяжело ни было, человек всегда остается оптимистом, его не покидает чувство, юмора. Помню, мы с Сашей Акимовой возвратились из опасного полета. А могли бы и не возвратиться — крылья машины сплошь были посечены пулями, и мы только диву давались, как это ни одна из них не угодила в мотор, а то и в кого-либо из нас. Надо представить себе состояние экипажа после такой переделки! А между тем у Саши еще хватило выдержки, чтобы пошутить. Посмотрела она, пощупала дырки в крыльях, покачала головой и говорит:

— Маринка, теперь нам теплее будет в воздухе, когда заштопают плоскости.

— Боюсь, как бы нам не пришлось довольствоваться обычными одеялами, — ответила я. — Дыр прибавится, придется плоскости перетягивать, а тогда насидимся без дела.

Вскоре предсказания мои едва не сбылись. Мы бомбили тогда вражеские позиции в районе Нойенбурга. Мощная облачность не позволяла подняться выше 400 метров. Дул сильный порывистый ветер, крупный липкий снег залеплял козырек кабины. Земля еле-еле просматривалась.

— Погодка, чтоб ей пусто было! — ворчала всю дорогу Акимова. — Как теперь ориентироваться прикажешь?

— Ничего, — успокаивала я Сашу, — фашисты выручат. Без внимания они нас не оставят. А начнут палить пулеметы — вот тебе и ориентиры.

Враг в самом деле встретил нас еще на подходе к цели сильнейшим огнем крупнокалиберных пулеметов.

— Вот тебе и ориентиры, — бросила Акимова. — Ничего себе, заметные, но я бы предпочитала самой искать цель, чем пользоваться такими указками.

А обстрел был действительно мощным. За шумом мотора я не могла слышать, но, как всегда, каким-то особенным, выработавшимся за годы войны чутьем, безошибочно угадывала, когда пулеметные очереди с сухим треском пропарывали перкаль плоскостей. Несколько пуль наискось чиркнуло по козырьку кабины штурмана, и на нем появилась сплошная трещина. Потом в переговорном аппарате послышался голос Акимовой.

— Тьфу, черт, — ругала она кого-то.

— Что там у тебя? — осведомилась я. — Или пчелы кусают?

— Такие укусят — не скоро заживет! Высотомер разбили, собаки.

Чтобы избавиться от огня, я ввела самолет в облака, а через минуту вновь вывалилась из них. И вовремя. Как раз под нами извилистой черной лентой, резко выделяясь на фоне потемневшего снега, протянулись окопы.

— Действуй! — крикнула я штурману. — Да быстрее!

Возвратились мы тогда благополучно. Но на аэродроме, осмотрев наш самолет, старший техник эскадрильи Маша Щелканова покачала головой:

— Вот это отделали вас — любо-дорого. И без того заплата на заплате на плоскостях, а теперь и вовсе живого места не осталось.

— Что, теперь перетягивать плоскости будете? — испугалась Акимова.

— Посмотрим, может быть, на этот раз обойдется…

В жарких делах дни мелькали за днями. К концу февраля войска 2-го Белорусского фронта продвинулись так, что до берегов Балтийского моря осталось совсем немного.

В это время в полк пришла радостная весть. Девяти нашим лучшим летчицам и штурманам — Надежде Поповой, Руфине Гашевой, Екатерине Рябовой, Ирине Себровой, Наталье Меклин и Евгении Жигуленко — присвоили звание Героя Советского Союза. Ольга Санфирова, Вера Велик и Татьяна Макарова были удостоены этого высшего воинского отличия посмертно. Помимо этого, орденами и медалями была отмечена большая группа девушек.

Вечером 8 марта личный состав полка собрался в театре прусского городка Тухоля. Из зала вынесли кресла, вместо них расставили столы с закусками.