По словам Блума, большинство американцев убеждены, что любовь к ним Бога очень личная. Это утверждение противоречит словам Спинозы[73]
, который пишет в своей «Этике», что человек, истинно любящий Господа, не должен ожидать божественной любви в ответ. Но американцы склонны считать себя избранными. Америка рождалась как нация фронтира, которой ничего не давалось просто так – все надо было создавать. Самодисциплина и тяжелый труд ценились превыше всего. Да, красной нитью в жизни Америки проходила тема объединения и взаимопомощи, однако она не заменяла умения полагаться на себя. Независимые люди, конечно, помогали друг другу, но в итоге подразумевалось, что каждый должен нести свою ношу сам.Американцы XIX века не имели представления о «психологических правах». Им не внушали, что они от рождения имеют право на работу, энергию и ресурсы других людей – это явление стало культурным сдвигом XX столетия.
Эта обобщенная характеристика традиционной американской культуры многое оставляет за бортом: например, институт рабства, отношение к чернокожим как к людям второго сорта или узаконенную дискриминацию женщин, которые получили право голоса только в XX веке. И все же можно утверждать, что оформление американских взглядов во многом поощряло здоровую самооценку, мотивировало веру в себя и собственные возможности. В то же время культура – это люди, а люди неизбежно несут в себе прошлое. Из политических соображений американцы могли отвергать трибальность, однако они (и их предки) были выходцами из стран, где эта самая трибальная ментальность доминировала. Часто она продолжала влиять на них и культурно, и психологически. Многие бежали в Америку, чтобы избавиться от религиозных предрассудков и преследований, и тем не менее принесли с собой мировоззрение религиозного авторитаризма. Таким образом старые предрассудки – расовые, религиозные, гендерные – нашли дорогу в Новый Свет.
Конфликт культурных ценностей не утих и в наши дни. В современной американской культуре яростно противоборствуют силы, поддерживающие и отвергающие самооценку.
ХХ век стал свидетелем сдвига американских культурных ценностей, который в целом поддерживает не сторонников, а противников самооценки.
Я думаю об идеалах, которым нас учили в колледже и университете в 1950-х годах, когда эпистемологический агностицизм (чтобы не сказать – нигилизм) шел рука об руку с моральным релятивизмом[74]
, а тот – с марксизмом. Как и миллионам других студентов, мне внушали:Ум беспомощен, когда дело доходит до познания реальности; ум бессилен.
Чувства ненадежны, им нельзя доверять; «все вокруг иллюзорно».
Логические принципы – «просто допущения».
Этические принципы – всего лишь «выражения чувств», не имеющие основы в виде причин или реалий.
Никакой разумный свод моральных ценностей невозможен.
Так как любое поведение определяется факторами вне нашего контроля, никого не следует хвалить за достижения.
Так как любое поведение определяется факторами вне нашего контроля, никто не несет ответственности за дурные поступки.
Когда совершаются преступления, виновником является общество, а не индивид (кроме преступлений, которые совершают бизнесмены, – они заслуживают самого сурового наказания).
Все имеют равные права на любые товары и услуги: всякие упоминания о «заработанном» и «не заработанном» – реакционерские и антисоциальные.
Идея политических и экономических свобод провалилась, будущее принадлежит государственной системе управления экономикой, которая и обеспечит рай на Земле.
Об этих идеях и профессорах, которые их провозглашали, я размышлял весной 1992 года, смотря по телевизору репортаж о волнениях в Лос-Анджелесе. Когда журналист спросил мародера: «Разве вы не понимали, что завтра не сможете прийти в магазины, которые рушили и грабили вчера?» – тот ответил: «Нет, я об этом не задумывался». Ответ вполне ожидаем. Кто мог объяснить ему важность умения думать, если этому не обучали даже отпрысков элиты?