Самопревосхождение

Не зная, что ему заказать и надо ли вообще это делать, не в силах себя успокоить, я просто тупо сидел и пил кофе. Когда ровно с боем часов на Думской башне вошёл в зал предположительно тот, кого я ожидал, я ещё больше растерялся. Он был слишком красив, слишком круто упакован для, как бы это поточнее выразить, – думающего мэна. «Вот сейчас он улыбнётся, – подумал я с раздражением, – и вообще станет похож на голливудского актёришку, вышагивающего по красной дорожке мимо восторженных фанаток и фотографов. Господи! Что за чушь лезет мне в голову!» – недовольно одёрнул я себя, ещё раз взглянул на него и, как ни странно, успокоился. Помню, в тот день я был особенно внимателен к деталям, что обычно мне не свойственно, поэтому без труда отметил, что он совершенно естественно, даже чуть небрежно, несёт на себе следы нашей «дорогостоящей цивилизации», а когда улыбнулся, то стал и вовсе похож только на самого себя и ни на кого больше: загорелый где-то в горах, молодой, сильный, абсолютно самодостаточный мужик, подтянутый, закрытый, при этом доброжелательный без напряга, но и ни на что и ни на кого не претендующий. Словом, libertas and beautiful! И я как-то сразу забыл, что ожидал увидеть совсем другого человека: разочарованного, не очень уверенного в себе, сомневающегося, не всегда удачно  рефлексирующего. «Когда же он успел так измениться? – подумал я, – Ведь прошёл всего один год… Или я такой болван, что напредставлял себе этот нелепый автопортрет, якобы нарисованный самим автором, а на самом деле…» – Господин Романов?

Ника уже стоял передо мной. Я, наверное, кивнул. Он добродушно усмехнулся, жестом спросил разрешения сесть, я опять кивнул, а он одним движением снял головной убор, развязал длинный шарф и, расстегнув пальто, беззвучно отставил стул, легко устроив на нём своё довольно-таки «весомое тело». «О-ох! Что за стиль!» – молча снова одёрнул я себя и поморщился.

Около него мгновенно нарисовалась официанточка и что-то затараторила, но он по-прежнему смотрел на меня, и я опять, с поражающей меня самого наблюдательностью, отметил, какой проницательный и цепкий у него взгляд.

– Что будем заказывать? – настаивала официантка, близко наклоняясь к нему. Они о чём-то говорили, я напряжённо молчал и ничего не слышал. Звук включился, когда девушка радостно засмеялась и убежала, обещая «очень скоро вернуться». «Ну да, как же иначе? И кто бы сомневался?» – рассеянно и недовольно отметил я, запоздало обнаружив, что молчание моё, кажется, затягивается.

– Карты на стол? – спокойно сказал Ника, снимая пальто, и я, несмотря на всю свою напряжённую озабоченность, не смог не признать, что его прекрасно сшитый классический тёмно-синий костюм и рубашка с высоким воротником в тонкую полоску красно-серо-фиолетового цвета, расстёгнутая на верхнюю пуговицу, без галстука, – выглядят ничуть не менее стильно и современно, чем мои модные – кожанка, узкие джинсы с двухцветной футболкой и плетёные «фенечки» на обеих руках.

– Давай…

Я хотел ещё что-то добавить, но вдруг неожиданно для себя ляпнул:

– Я могу компенсировать.

– Что именно? – строго спросил Ника.

– Причинённый ущерб, – не очень уверенно ответил я.

– Ну и ну!

Он слегка откинулся на спинку стула, в упор глядя на меня, даже, кажется, прищурился, чтобы лучше рассмотреть:

– Ты же читал текст!

– Читал…

– Но там ясно сказано: «Это некоммерческий проект!»

– Я помню…

Он как-то незаметно изменил интонацию, и она стала более ироничной:

– Есть другие варианты?

– Ну не драться же! – резко вскинулся я.

Он скептически осмотрел мою, прямо скажем, не борцовскую фигуру, покачал головой и уверенно произнёс:

– Проиграешь.

– Почему же? – кажется, как-то криво ухмыльнулся я.

– Разные весовые категории.

Я стал ещё больше задираться:

– Зато, если «не потерплю успех», то хотя бы «одержу поражение»!

Он тоже не отставал, подался вперёд, и в его тёмных глазах заиграли чёртики:

– О-о! Мы читали Довлатова. Тогда, может быть, дуэль, в соответствии с законами «Заповедника»? – Не понял… – Объясняю.

Он опять откинулся назад и совсем другим голосом, монотонно нанизывая слова, стал как будто читать написанный где-то текст: «Только со второй половины восемнадцатого века, когда дворяне у нас получили особые права и были избавлены от телесных наказаний (он чуть выделил два последних слова), – появилось чувство собственного достоинства, чести и, соответственно, дуэль как  требование удовлетворения за поруганную честь, а поведение человека перед лицом смерти стало свидетельствовать об уровне его самооценки…» Этого я совершенно уже не мог вынести:

– Не понимаю, ты мне лекцию, что ли, читаешь?!

Я говорил внешне спокойно, как мне казалось, а на самом деле с холодной яростью, твёрдо решив, что раз контакт не получается, надо поскорее решить все дела и сваливать отсюда.

Однако Ника меня неожиданно остановил:

– Не спеши. Сеанс психотерапии уже закончен.

– Ты, вроде как, по другой части? – удивился я, на этот раз не успев даже заметить, что злость действительно стала пропадать.

– Теперь уже и по этой.

– А как?

Он понял, о чём я хотел спросить, и весело ответил: