Самопревосхождение

Хороших вин было много, но пить вызвались только трое. ИванБольшой выбрал томатный сок и водку. Катя разрешила налить себе бокал красного сухого «Мерло», сказав: «Я дома!». В шёлково-кружевном платье (от Гуччи?), в лёгких туфельках (от Джимми Чу?), с едва заметным румянцем на высоких скулах, она была очень хороша и взволнована от всего вокруг:  от чудесного лета; от запаха специй, исходящего от жаровни; от спрятанных в траве детских солнечных фонариков; от вида счастливых, здоровых детей и от Ники, почти не отходившего от отца; от начинающегося романа Арсения и Марины Александровны; от спокойной, уверенной в себе Аси, теперь уже совершенно органично и защищённо живущей сразу в «нескольких мирах», как бы это ни называлось: «транскультура», «ноуменальное измерение», «порталы во времени и пространстве» или ещё что-то там не очень понятное; а, главное, от того, что её единственный муж, отец её сына и дед внука, во всеуслышание утром объявил: «Мы с Катей венчаемся во Владимирском соборе в воскресенье, в час дня, сего месяца и года… Приглашения будут вручены и разосланы сегодня».

Третьей была Марина Александровна, только что подошедшая и от души смеющаяся над чем-то, что нашёптывал ей на ухо Арсений. Открывая бутылку шампанского, он наклонился к ней и почти пропел: «Так разрешите, сударыня, в честь петербургского бала…», – и она очень просто и мило ответила ему в тон: «Я полагаю, сегодня, мне следует пить…»

Сам Арсений отказался, сказав: «Я за рулём»; Ася обычно пила только воду, а Ника вообще последнее время был, что называется «не от мира сего», как поддразнивала его Катя: «Ещё не писатель, а образ жизни и вид уже похожи», – так что, пожалуй, он вообще не заметил напитков.

Марина Александровна, продолжая начатый с Арсением разговор, теперь обратилась ко всем сразу:

—

Мы сейчас спорили о том, что помимо Апокалипсиса, понимаемого не совсем так, как у Иоанна Богослова, – у него это «Откровение», а у нас чуть ли не конец света, в любом случае, – драма и трагедия, словом, крах цивилизации…

—

Однако Земля, постоянно попадая в Апокалипсис, – заметил с улыбкой Арсений, – не знаю, к счастью ли, – до сих пор жива!

—

Так вот, – продолжала весело Марина Александровна (о чём бы они сегодня с Арсением ни говорили, они всё время улыбались), – помимо этого мрачноватого взгляда есть и другой, оптимистический, и он тоже набирает силу.

—

Иван-Большой внимательно посмотрел на обоих:

—

Нетрудно догадаться, кто из вас был «плохой следователь».

—

Виноват. Сожалею, – не стал спорить Арсений, – но последний мой знакомый – террорист был больше похож на монаха, и, соответственно, пришлось дважды разочароваться, не без потери оптимизма, разумеется. А прекрасная дама, она везде…

—

Что вы делаете? – воскликнула вдруг Марина Александровна, быстро повернувшись к Арсению. – Если будете так усердно подливать мне шампанское, я забуду все слова, стану их ронять и терять…

Арсений ничуть не смутился:

– …

а я буду идти следом и их подбирать. Так даже интереснее.

И тут Катя в своей привычной манере, но почему-то на этот раз медленно, стала озвучивать последние реплики своего уже состоявшегося внутреннего диалога:

—

Столько боли и печали в человеческом мире, и как же хороша должна быть сама жизнь, если её так любят! Любят больше, чем её смысл, даже и вовсе не находя в ней смысла, – все почитаемые и любимые нами настоящие люди, реально существующие и сочинённые, придуманные для художественных произведений, мифов или легенд…

Катя изящно развернулась к собеседникам. Будучи от природы артистичной, – не выученной актрисой, а именно обладающей качеством артистичности, – она умела одной лишь интонацией или жестом поставить любой выразительности знак: точку, многоточие, кавычки, – что угодно! – в любое своё изречение или даже молчание. Сейчас она поставила, кажется, сразу несколько вопросительных и восклицательных знаков, на что быстро отреагировала Марина Александровна:

—

Легенды и мифы, как и творения искусства, просто так не придумываются. – Очевидно, она считала вполне естественным участвовать в таких вот «неоконченных пьесах».

Как ни странно, на этот раз и все остальные сразу поняли, о чём хотела сказать Катя, может быть, оттого, что все слова, по мере их произнесения, постепенно, но совершенно явно, можно сказать, неотвратимо, – раскрывали свои обычно скрытые тайники и секреты, обретая почти телесный облик, и нужно было лишь настроиться на их волну, войти с ними в резонанс, чтобы понять всю глубину звучащего слова.

Абсолютно попадая в тон происходящему, прозвучал уверенный голос Арсения:

—

Однако нам ещё предстоят великие битвы.

И в это мгновение перед Никой возникло видение могучего воина в доспехах и шлеме, высоко вздымающего громадного коня на фоне красного зарева, – и тут же он увидел полные восторга и ужаса глаза Ил; ии, видимо, только что подошедшего и теперь неотрывно смотрящего на то место, где несколько секунд назад был Арсений.