Самопревосхождение

– Нет! Они сами ответили на все интересующие меня вопросы.

– Не верьте! Все папарацци пристрастны.

Однако так просто отступать Арсений и не думал:

– Знаком судьбы может стать что угодно, в том числе и пристрастие, – и я готов поддаться искушению…

Кате потребовалось несколько секунд одобрительного наблюдения за ними, чтобы незаметно, под каким-то удобным предлогом, увести всех в сторону. Дети сразу куда-то исчезли. Ася мельком взглянула на Арсения и Марину Александровну и тоже отошла в сторону, как обычно про себя отметив: «Ситуация – просто прелесть!

Он будет думать, что она очень мила  и по-женски беззащитна, и ему будет радостно демонстрировать силу и крепость мужской опоры. Однако, проявления силы и слабости – по гамбургскому счёту – вовсе не так очевидны. Даже звери, встречаясь на узкой тропе, сначала оценивают духовную, а уж потом физическую мощь противника. В данном случае определить, кто кого одарит больше, – очень проблематично! – Она улыбнулась. – Я бы поставила на Марину Александровну».

Стол был накрыт и по-летнему роскошен. Оставалось привнести последние штрихи.

– А вот это сделает моя следующая гостья, – таинственно сказала Катя и тут же обратилась к сыну:

– Ник, ты ведь тоже хотел кого-то пригласить?

Ника повернул голову, не успев или не захотев стереть с лица смущённо-радостное, как и у Ивана-Большого, выражение, и сразу всем стало видно, насколько похожи отец и сын.

– Да, Николая Романова. Вон он сидит на пригорке и разговаривает с Ильёй.

– Вижу, вижу! – закричал откуда-то вынырнувший Ванечка. – Я их позову!

Быстро и незаметно – этому он научился у зверей – Ванечка подбежал к пригорку, где сидел Николай. Перед ним стоял Илия, и они, не говоря ни слова, – Ваня сразу это понял, – вели беседу. Ванечка потому и не удивился, что сам часто так разговаривал с Ильёй, разумеется, ничего не ведая о диагнозе «аутизм», домашнем обучении, социальной изоляции, неприязни социума и прочих обидных словах, которые звучали где угодно, только не в домах Кати и Анны-Марии, где он сейчас жил. Он видел, что мама Ильи и Катя абсолютно нормально его воспринимают, а сам Илья так  необычен и талантлив во всём, что и эта его способность – «говорить молча» – казалась совершенно естественной. Конечно, Ванечка ещё не мог догадаться, что ему известно гораздо больше других (в частности, тех, кто поставил И;лие столь нелицеприятный диагноз), а именно, что «забракованный» ими мальчик может очень даже неплохо говорить, «как все», то есть голосом и вслух, но только тогда, когда сам это решает, и с теми, с кем он хочет это делать.

Ванечке было очень интересно учиться «разговаривать без слов», он находил в этом увлекательную игру, стоящую далеко не на последнем месте среди всех других, которые ему особенно нравились и постоянно изобретались его старшим другом. Вот и сейчас он с радостью разгадывал молчаливое послание Ильи: «Не подходи и не прерывай нашу беседу», – поэтому и спрятался неподалёку в кустарнике.

– Это хорошо, что ты плачешь, – молча сказал Илия.

– Разве? – Николай дотронулся до глаз, они были мокрыми, и мальчик протянул ему платок. – А тебя зовут «Маленький принц». – В голосе Николая не было вопроса, – таким я тебя и представлял…

Николай указал Илье на оживлённую группу мужчин и женщин на лужайке:

– Смотри! Здесь находятся люди, которым нравится быть вместе – без обязанности, без расчёта или желания получить что-то взамен, – абсолютно бескорыстно, просто так… Слышишь? Они смеются. Так может смеяться только тот, кто не обременён… муками совести, скрытым, – он горько усмехнулся, – а бывает, и явным злорадством, то есть «злой радостью», – по любому поводу. Они даже считают её полезной для здоровья!

– У тебя был такой опыт? – молча спросил Илья.

– Ну да! Разумеется! У меня только такой опыт и есть! – Николай сокрушённо махнул рукой, а Илья сделал жест, который можно было истолковать и как несогласие.

– Люди иногда бывают о себе ошибочного мнения, – то ли вслух, то ли молча сказал Илья, и в тот же миг в голове у Николая пронеслась мысль, как будто где-то уже слышанная: «Надо уметь  проживать свои несчастья, пока они не исчезнут». И ещё: «Какие у нас мысли, такая, собственно, и жизнь».

Николай покрутил головой и задумчиво стал размышлять, обращаясь как к Илье, так и к невидимому собеседнику:

– Наверное, я упрощаю, и у них тоже есть проблемы, и может быть, даже более сложные, чем у нас, но я хотел сказать о другом. Почему мы не можем так жить? Нет, не то! Почему мы не в состоянии изменить себя, свой взгляд на мир, в конце концов? Если бы могли, тогда, возможно, и «случилась» бы настоящая любовь, без себялюбия и собственнического инстинкта? Пусть не у всех, но хотя бы у тех, о ком писала Анна-Мария Нике, – она называла их по-разному, иногда «критической массой». Я так понял, именно от неё и зависит, какое будет наше будущее… – Николай помолчал. – Правда, и АннаМария, кажется, не уточнила, какой же должна быть реально, в жизни, а не в разных там опытах, эта самая «критическая масса»…