Саморазвитие по Толстому. Жизненные уроки из 11 произведений русских классиков

Вот это я тебе, взамен могильных роз,
Взамен кадильного куренья;
Ты так сурово жил и до конца донес
Великолепное презренье.
Ты пил вино, ты как никто шутил
И в душных стенах задыхался,
И гостью страшную ты сам к себе впустил
И с ней наедине остался.

10. Как избегать лицемерия: «Мертвые души» Николая Гоголя (Или: «Не стоит покупать несуществующих крестьян в целях быстрого обогащения»)

Ты дай мне позабыть это, не знать этого, я тогда счастлив[147].

Когда тема с моей «русскостью» развалилась, я на время отдалилась от России. Помогло то, что в то время моя жизнь сильно изменилась. Теперь у меня было трое детей. Изредка я встречала людей, которые говорили мне: «О, вы говорите по-русски! Это прекрасно! А ваши дети тоже говорят по-русски?» И тогда я понимала, как долго лгала себе. Ты действительно «откуда-то», только если хочешь, чтобы твои дети говорили на языке этой страны. У меня никогда не было такого желания. «Было бы слишком претенциозно говорить с ними на языке, который для меня не родной», – отвечала я неубедительно, принимая обычный вопрос из светской беседы слишком близко к сердцу. «Как жаль! Это дало бы им такое преимущество», – оживленно говорил мой собеседник. И что же это за преимущество? Чтобы они смогли притворяться, что они тоже русские, а потом обнаружить, что это не так?

На четвертом десятке я все еще цеплялась за мысль о том, что у меня получится вместить «русское» в свою жизнь. Но эта идея становилась все более и более теоретической с каждым новым ребенком. Тем не менее я брала с собой детей в рабочие поездки в места, совершенно для них не подходящие: в Одессу, в Москву. Иногда я думала: «А мне это точно надо?» Помню, как меняла ребенку подгузник в арт-галерее в Москве в ожидании писательницы Людмилы Петрушевской, чтобы взять у нее интервью для одной газеты. Я была рада быть там и счастлива, что занимаюсь тем, чем хочу. Но меня не покидала одна мысль: «Хм-м. Было бы неплохо сейчас быть дома, в отпуске по уходу за ребенком». Конечно, если бы я была дома в декрете, то сидела бы перед телевизором, кормила ребенка и страдала, что я не в командировке в России. Я как будто бы была персонажем собственной версии «Трех сестер», только я была в Москве, а хотела быть не в Москве. Или, как сказал бы Иван Денисович у Солженицына: мы всегда думаем, что в чужих руках редька толще. Мне всегда казалось, что я нахожусь не в том месте, а редьку хочу вообще другого сорта.

Так или иначе, со временем мне пришлось смириться с тем, что у меня достаточно собственных, выращенных дома овощей, за которыми надо приглядывать. И моя редька – это не русская редька. Это английская редька. Дети стали для меня хорошим напоминанием об этом. У них – что крайне разумно – нет никакого желания учить русский, хотя иногда их забавляет, как я говорю по-русски. Да и с чего бы у них появилось такое желание? Они знают о своем происхождении и, зная, не особенно зацикливаются на нем. Я же придавала этому вопросу такое огромное значение, потому что находилась в неведении. Теперь, когда все стало известно, это перестало быть настолько захватывающим. Странно, но у меня не было всепоглощающего желания съездить в Лодзь, откуда родом мои предки. Более того, я все отчетливее осознавала – и смущалась от этого, – что я совершенно забыла о своих корнях по материнской линии, в Северной Ирландии, предпочтя им что-то более иностранное и чужое.

И, несмотря на это, так сложилось, что, не будучи русской, я приобрела эту замечательную связь с русским языком, потому что так долго изучала его и он все это время был так близок моему сердцу. Я почти чувствую, что эта связь прочнее той, что возникает при рождении. Русский язык не член моей семьи. Семью мы не выбираем. Скорее, это как близкая дружба длиною в жизнь. Говорят, иногда друзья могут быть лучше семьи. Потому что друзей мы выбираем. Этого друга я выбрала случайно и решила остаться с ним навсегда.