Самородок (СИ)

— Вообще-то я и сам хотел попросить о том же, — «Отшельник», несмотря на то, что являлся экспериментальной моделью, исследуемым образцом, на самом деле оказался очень нужной и полезной вещью. И где-то подспудно Баев подозревал, что он ещё ох как пригодится. — И вот ещё что: надо бы, Ираклий Георгиевич, в институт направить команду Тори Доррисон. Сами понимаете, шутки кончились.

— Ладно, сделаем, сейчас же и дам соответствующую вводную, — кивнул Гонгвадзе, становясь вновь деловито-сосредоточенным. — Иди, работай… А о Датае и корабле противника я доложу, и меры примем. Грош цена мне как руководителю, если я буду сомневаться в своих оперативниках и инспекторах. К тому же самых лучших… Опять лыбишься? С глаз долой!

Что Баев и сделал, аккуратно прикрыв за собой дверь…

Некоторое время они посидели молча, потом Бодров задумчиво произнёс:

— Да, что-то у него там произошло, на этом Мизае, что-то такое, о чём он пока не говорит. Жаль, не слишком-то много данных удалось скачать с его «Отшельника», обнаружилось множество лакун, не поддающихся восстановлению, что само по себе уже странно… И сейчас… Видел бы ты выражение его лица, а особенно выражение глаз, когда он смотрел на девчонку!

— Я видел, — так же тихо и задумчиво ответил Гонгвадзе, и Бодров удивился; ему казалось, что шеф был занят исключительно своим Консулом и внимания на них не обращал. — Эта девчонка, хм, Энн… Как ты думаешь, что она такое?

Бодров покачал головой. В глазах его застыло странное выражение — лёгкая грустинка наравне с жалящей тоской.

— Кто она? Хотел бы я знать! Пока что она загадка, некий феномен, самородок… Возможно даже, некая вещь в себе… И иногда мне очень хочется оказаться на месте Кима, хочется аж до зуда в печёнке! И в то же время мне этого совсем не хочется. Потому что, если откровенно, страшно. Не за себя, это понятно. За последствия.

Гонгвадзе понял. И ещё кое-что ему было понятно: каким-то образом эта девочка через его инспектора помогает им, землянам. Вот это и было главное. А всё остальное, весь дальнейший ход событий уже зависел от самого человека, его действий и поступков. В данном случае от самого Баева. Но тут уж ему никто не в силах был помочь, только он был заряжен на контакт, и только он был в состоянии разобраться, что и как делать дальше. Если б не одно «но»…

При этом он не имел права на ошибку. Потому что ошибка в таком деле исключалась изначально… Вот такие дела.

Баев, покинув кабинет шефа, спустился тремя этажами ниже, где находилась вотчина Бодрова. А спускаясь, невольно поймал себя на мысли, что чуть ли не по сторонам оглядывается, чтобы, не дай Бог, опять с Еленой не столкнуться. И обозлился на себя: да какого чёрта, в самом деле! Чего он испугался, что так себя накручивает? В самом деле, как юнец нецелованный!.. Но припомнив внутреннее нежно-золотистое сияние, исходящее от женщины там, в коридоре, вдруг понял, что элементарно боится. Боится ответственности и того, что может не оправдать надежд другого человека, в данном случае надежд любящей женщины. Любить всегда не просто, но быть любимым, оказывается, тоже не легче.

Ладно, решил Баев, с Еленой он непременно встретится и расставит все точки над «и». Потому что, как видно, это всё-таки судьба. Его и её… И сразу стало легче на душе, словно камень с неё свалился. Но где-то там, на дне её, всё же осталось ощущение неуютности, какой-то незавершённости — выбор-то в конечном итоге оказался всё-таки не за ним, по-большому выбрали-то его. А он что? Проспал? Или так занят был, что некогда было разобраться в чувствах женщины? Балда!..