Самосбор

Сообщаю Лагиной. Говорю, что единственное место, где еще можно поискать, – сам забетонированный блок.

Планировка типовая, так что могу указать, где что конкретно должно лежать.

Аня попросила у Алексея бойцов для вылазки. Тот согласился, но сказал, что никуда ее не пустит.

Лагина заявила, что она – комиссар, и как ей смотреть в глаза людям, которых на смертельный риск отправит, а сама останется в безопасности?

Алексей ответил, что на ней же все и держится – и актив, и агентура, и вера обитателей в новую, счастливую жизнь.

Несколько дней ликвидаторы тренировались у меня в отделе – отрабатывали поиск документов под моим руководством. Запоминали расположение помещений и прочего.

Все-таки в единообразии блоков есть плюсы.

Бойцов замотивировали и пламенными речами о возрождении блока, и обещаниями всех благ в пределах разумного.

Пробили межблочную стену, так, чтоб к месту поближе. Группа канула в темноту. Поставили временную пенобетонную пробку.

Вернулись через двое суток. Половина. Без Алексея.

Лагина побледнела, но произнесла речь. Ликвидаторов наградили главблок и директор завода нашего. Пал Алесаныч прослезился, расчувствовался совсем.

Пролетел еще квартал. Дела в отделе наладились, сотрудники привыкли к моей требовательности.

О любви, конечно, речи не идет. Но оно и ясно: маленький начальник – маленькая сволочь. А я недавно был очень большим начальником. И сдуваться желания нет.

Руководство блока трижды посылало рацпредложение наверх о начале производства новых пищевых добавок, но верхние инстанции отвечали отказом.

Половина активистов успешно отучились и после выпускного разлетелись по другим блокам. Остальным еще двенадцать циклов.

Лагина осунулась. С молодежью возится, но вместо азарта стало проявляться ожесточение.

Она уже не за светлое в человеческих душах воюет, а против собственного уныния.

Видимся редко, только на тренировках, да и то не всегда.

Ночью приснились жена и сын. Да, они написали в комитет, что отреклись от меня. Но я-то нет, я все еще скучаю. И даже зла не держу – они хотели сохранить хоть какой-то статус.

Что-то из этого даже получилось. Антонине дали не самое плохое жилье и пособие за меня, как за потерянного кормильца. А шалопая Вовку оставили в университете.

Утром долго думал об Ане. Решился на звонок. Попробую разменять остатки своей гордости и человеческого достоинства на исполнение ее мечты.

Телефонистки долго уточняли, куда именно я звоню. Пришлось пройти через несколько подключений, чтобы меня наконец соединили с Бронниковым.

Он охотно ответил на мое приветствие. С участием расспросил о жизни.

Я отшутился, немного побалагурил, даже сказал, что был не прав. И что за дело меня покарали.

Он ласково называл меня по имени, я его – по имени-отчеству. Хотя кто бы знал этого Бронникова, если бы не моя поддержка… Ладно, дела минувшие.

Рассказал ему про технологию, про взгляды на переустройство блока.

Бронников сказал оставаться на линии. Ожидание растянулось на час.

В трубке послышался шорох, и Бронников сказал, что ему нравится моя идея.

Только ее надо немного изменить. На другом конце гигаблока строят новый завод, там и оборудование, и кадры. Там же трудится в должности директора выдвиженец Бронникова – товарищ Смольников.

Надо бы помочь товарищу Смольникову. Нужны ему надежные помощники и прорывные идеи.

Вот и направляет Бронников меня туда со всей сопроводительной документацией по добавкам. С повышением и перспективой восстановления партбилета.

Приказ уже подписан. Жди, мол, к концу рабочего дня. Сроки исполнения – трое суток.

Что-что, а хватка у бывшего протеже отменная. Специалист грамотный, хоть и паскуда оказался.

Приказ был у меня после обеда. Пришел Пал Алексаныч, сокрушался, что жаль меня терять – только порядок в отделе навел.

В смешанных чувствах стал готовить дела к передаче заместителю. Тот не скрывал радости, что наконец-то сядет в мое кресло.

И мне бы пофиг было, но чувствую себя предателем. Как теперь с Аней объясниться? Она же ликвидатор, должна понять, что приказы сверху не обсуждаются.

Но до чего же погано на душе…

На тренировку опоздал. Смотрю – парадное построение. Лагина что-то докладывает активу. Рядом какой-то молодой человек из Культпросвета.

Увидела меня, прервалась. Оказалось, она передает активистов – товарища комиссара внезапно прикрепили к сводной мобильной роте ликвидаторов.

Отправляется Аня далеко, там будет трудно, опасно и почетно. Грех жаловаться.

Последнюю тренировку провели как во сне – ребята очень старались нас порадовать успехами, но не покидало ощущение какой-то искусственности происходящего.

Парень культпросветовский доверия не внушает – ни рыба ни мясо. Ведомый он, а тут лидер нужен.

После тренировки мы с Аней шли по коридору до развилки – ей в казарму, а мне направо и на этаж выше.

Девушка подошла к стенгазете. Провела ладонью по ватману. Мне показалось, что она плачет.

Но Лагина обернулась с совершенно сухими глазами. Хотя в глубине сверкнули крохотные искорки. Не печали, а прежнего задора: