Самосбор

Я с интересом рассматриваю Вихрова. Невысокий, крепко сбитый. Все. Стекла противогаза бликуют, не давая определить ни цвет глаз, ни возраст сотрудника НИИГРАВа.

Из всех исследовательских институтов Гигахруща этот – самый загадочный. Его окутывают тайны мрачнее, чем те, что витают над пресловутым НИИ Слизи. Про последний-то каждый ребенок знает, а вот НИИГРАВ некоторые жители до сих пор считают легендой. Место, где изобрели гравижернова – шутка ли! Интересно, зачем им нужны эти образцы?

– Системы безопасности НИИ Слизи, – чеканит белобрысый шутник, – самые гуманные системы безопасности в Гигахруще! Спасибо, родная Партия!

– Вы, кажется, товарищ Малахов? – прищуривается толстяк.

– Аг-га…

– Мы передадим ваш отзыв наверх. Партия прислушивается к мнениям граждан о рабочей среде. Это крайне важно для руководства социалистическим обществом.

Остаток инструктажа проходит в тишине.

* * *

В очередной раз возвращаюсь с работы. Не оборвался лифт, не настигли на лестнице сирены, не прирезали беспризорники. Цикл прошел удачно.

Света с Теплиц еще не вернулась. Я вытаскиваю из холодильника пищебрикет, дергаю ленту на упаковке. Брикет шипит, нагреваясь. Кидаю его в миску, тыкаю кнопку радио – молчит. Сдохли, значит, батарейки. Меланхолично дожевываю пищконцентрат, напоминающий по консистенции клей. Достаю с антресолей банку мха, открываю герму, выхожу в коридор.

Мох новый насобираю. Нашел недавно хорошую полянку между 122-ым и 123-им. Каждую декаду на полстены разрастается – хоть ложкой жри. Без мха мы еще пару циклов потерпим, а вот без радио – никак. Хоть «Вестник Хруща», хоть радиоспектакль «Федя и волшебные грабли». Я бы и бетоноворотские проповеди врубил, если б знал, на какой волне. Лишь бы этих придурков за стенкой не слушать.

Вот они. Опять свои частушки затянули. С припевом народного творчества.

– Папа – плесень, мама – слизь,
Ликвидатор – в ро…

Хлопает герма за спиной. Иду по коридору, оставляя судорожный пляс гармошки за спиной. Этих братьев Лазукиных когда-нибудь заберут. Терпят, пока они барыжничают, но скоро надоест. Все мы были панками и хаяли свою тоскливую жизнь, ругали Партию, пьянствовали и дебоширили. Но от их криков аж штукатурка сыплется.

Я тоже осиротел рано – и ничего. С катушек не еду, говняк не курю. Женился, работаю в НИИ, спирт почти не употребляю. Еще немного – даже на чайный гриб накоплю, уже в Бионете присмотрел банку на сто первом – всего на десять этажей ниже. А Партию хаять лучше молча – этому меня еще случай с Малаховым научил.

Здороваюсь с этажником дядей Витей. Он кивает мне и продолжает мести пол, шаркая протезом. Подслеповато щурясь, смотрит на банку в моей руке.

– Мох, чо ли? – тычет в нее кривым пальцем. – Две декады его не видал. Уже и желудок подводит без етой… клетчатки-та.

– А у нас завалялись тут… излишки.

Он крякает, оценив шутку.

– Дядь Вить, а у вас батареек к приемнику не будет? Я бы вам эту банку…

– Целая пачка будет! Пойдем, Павлик, пойдем. Как работа твоя?..

Его лысина блестит в болезненном свете тусклых лампочек. Он хромает – протез не смазан, скрипит и не сгибается. Трясущимися руками достает ключ, с третьей попытки открывает свою герму. «А если Самосбор?» – ужаснулся я. И это этажник! Почетный член общества! Красный концентрат получает!

Я рассказываю, что вырос до МНСа за гигацикл, все ковыряюсь в слизи, выдаю образцы командированным из НИИГРАВа, рискуя поджариться при малейшей ошибке, красный концентрат получаю раз в квартал. Соседи-панки задолбали, дебилы. С женой все хорошо, спасибо, дядь Вить. Детей планируем. Боимся, а куда деваться. Это самое ценное, что мы можем сделать. Для общества, естественно. И для Партии, да. Очень смешно.

– А на соседей не серчай, Павлик, – примирительно поскрипывает дядя Витя. – Они так тоску топят. У всех свои средства-то!

Ясное дело, дядь Вить. Ты ж сам к ним иногда на самогон заходишь.

В жилячейке кидаюсь к приемнику, пока сквозь стену опять визжит гармошка и заходится пьяный рев:

– Встретил Изию впотьмах
Ликвидатор Федя,
И червяк в его штанах
Стал бетоноедом!

Судорожно снимаю крышку, впихиваю батарейки, выкручиваю громкость на полную – ничего. Радио сдохло. В сердцах разбиваю приемник об стену, грязно ругаюсь. Входит Света. Ни слова не говоря, собирает осколки на совок, несет к мусорке.

– Оставь, – говорю. – Детали продам. Сломалось. Придется дураков этих слушать пока. Чего задержалась-то?

– Валька с ТЖ-10, – вздыхает она, – сорвалась в лифте по дороге. Норму дорабатывали без нее.

Так проходит остаток цикла. Света греет концентрат, потом идет в ванную. Я ковыряюсь в останках приемника: осторожно скусываю ценные транзисторы, остальное выбрасываю. Загружаю объяву в Бионете. Много за детальки не выручишь – может, парочку пищебрикетов. Но тоже что-то.