Самосожжение, Книга 1, Лист 2

Я – раб, незнающий и жалкий,
Я – тела бледного комок.
Удар приму от злобной палки,
Дрожа от головы до ног.

Пусть будут яростны удары,
Пусть тело бьется, как змея.
Достоин мук, достоин кары,
Достоин слез и крови я.

Одно лишь слово понимаю,
Одну молитву лишь творю:
«Сгореть», но сердцем не сгораю,
А только медленно горю.

1913.

«Вижу желтые искры и плачу…»

Вижу желтые искры и плачу,
Далеко, далеко до конца,
И не скоро еще обозначу
Душу светлым сияньем венца.

Будут искры и море немое
Золотого, святого дождя,
А в груди это сердце пустое
Затихает. Безмолвствую я.

И зову. И прошу окончанья.
Путь, как нить телеграфная, строг,
И лежу, затаивши рыданье,
У Твоих осязаемых ног.

1914.

«По дорожке иду и хватаюсь…»

По дорожке иду и хватаюсь
За деревья, за ветки, за кусты.
Я многого не понимаю,
Не люблю долгой версты.

А идти надо. В движении
Ветер сильней и острей.
Иногда у меня головокружение,
Иногда – виденье морей.

Но все это, право, не к делу,
Кто душу мою разменял?
Мне оставил черную, а белую,
Завернувши в фартук, – взял…

1914.

«Жгучий стыд до боли, до униженья…»

Жгучий стыд до боли, до униженья,
Крик сдавленный, удар и боль!
Мысли, плачи без звука, без движения
Я ненавижу свою роль.

Ужасная, убивающая середина!
Не очень хороший и не очень плохой,
С сантиментальной душой арлекина
И с игрушечной сохой.

Ах, куда мне, куда склониться,
И кому, кому мне сказать,
Что все лица, все лица, все лица
Отразили ужасную печать!

Жгучий стыд до боли, до униженья,
И обжигающий крик кнута.
Мои мысли, мои крики без движения
И головокружительна моя мечта.

1913.

«Мое сердце еще недостаточно каменно…»

Мое сердце еще недостаточно каменно,
Но я окаменения хотел,
Чтобы кровь не горела пламенно,
Чтобы я за других не болел.

И когда вдруг внезапно расчувствуюсь
И помочь безкровным хочу,
Я в сердце не каменном чувствую
Дрожание, приближение к лучу.

И молитвой тогда неумелою
Обращаюсь к Тебе, мой Бог!
Я тоскою безмозглой, безтелою
От добрости Твоей далек…

А потом, склонившись к железному
Или каменному столбу,
Я целую немного грязную,
Порыжевшую трубу.

1914.

«Я убил залетевшего в щели…»

Я убил залетевшего в щели,
Залетевшего в щели жука,
И потом на измятой постели
Я без жизни, без мысли, без цели
Больно сдавливал жилы виска.

Он был вредный, жестокий, опасный,
Но он жил, он шумел, он жужжал.
Ах, зачем я комок желтокрасный
С отвращеньем, со злобой напрасной,
Завернувши в бумагу, держал?

А потом, позабыв свои бредни,
С постной миною нищему грош
Протяну, возвращаясь с обедни,
Как наглец, как обманщик последний!..
Боже правый! Простишь ли? Поймешь?

1912.

«Целовать нарисованные ноги…»