Самосожжение. Книга стихов 1912-1916

«Заплакать бы, сердце свое обнажив…»

Заплакать бы, сердце свое обнажив,
Спокойно и гордо заплакать.
Мой Господи! Я еле жив,
Я, как снег растаявший, как слякоть.

Я изолгавшийся, уставший крот,

Ненавидящий блеск алмазный!
Ты видишь, как змеится мой рот,
Какой я грязный?

И сердце… но есть-ли оно?

И голос… Боже! Поймешь-ли?
Почему я, как темное дно,
Почему я такой нехороший?

«Я пробовал, молился, жег…»

Я пробовал, молился, жег
Свою душу, свою кровь, свое тело,
Но дух мой любить не мог,
И плоть моя не горела.

Теперь – равнина путь…

Нее прямо, без извилистых точек.
О, Господи, подыши мне на грудь
И пошли на меня ветерочек.

Ярославль. 1913.

«Себя ударить мне жалко…»

Себя ударить мне жалко,
Я такой нежный и голубой,
Да и не послушается палка,
Обструганная тобой.

Но вот подойдешь ты дорогой,

Которой я навстречу шел.
И вспомню я карающего Бога,
И вспомню вершины зол.

Теперь твой удар ужасен,

И не сладок и не могуч.
Ты видишь – мой взгляд стал ясен.
Еще камней навьючь!

Быть может станет легче,

А может быть и тяжелей.
Я предчувствую свой поздний вечер.
Ударь! Приласкай! Согрей!

1914.

«Ах, не надо звонких и колючих…»

Ах, не надо звонких и колючих
И беспощадно ужасных слов.
Пусть на небе вытанцовывают тучи,
Постукивая, гвоздиками каблуков.

Мне некуда устремиться и заплакать,

Хочется быть малюсеньким совсем;
Вымазаться чернилами, лаком,
И не решать жизненных теорем.

Ах, не надо жестокостей и уколов –

Я изнервничался, дайте мне покой.
Вокруг, будто осенью, все голо,
И нельзя побеседовать с сочувствующей душой.

Довольно наркотических откровений,

Довольно играть с огнем!
Где-нибудь в сыром подвале стать на колени,
И без дум, без слез, без мучений
Кончить со вчерашним днем!

1914.

«В каждом движении гадкая злость…»

В каждом движении гадкая злость,
Крепкая, как слоновая кость.

Ангелы с неба, – желанные гости,

Не вытравят нехорошей злости.

Имя Его страшно произнести,

Вечно с открытою болью брести.

Нести свои мерзости в душе больной,

Задыхаясь чужою весной.

Может быть, станет легче от пестроты,

Бумаги, цифр и насмешек простых?

1914.

«Горькая радость в оскорблении…»

Горькая радость в оскорблении,
В ударе, в визге, в плаче кнута,
В мучительном пренебрежении.
(Об этом молчат уста).

Так сладостно одно движенье,

Движенье глаз кричащих и рта:
В нем сладость, и нежность, и пенье
И отвратительная глиста.

Закрыть рукою глаза и уши,

И улыбнуться на липкий крик.
В улыбке этой – все наши души,
В улыбке этой – сладчайший лик.

1914, февраль.

«В каждом зрачке, мелькнувшем даже…»