Самосожжение

Я надела модное сиреневое платье-майку, к нему подобрала маленький кулон с жемчужной капелькой и такие же серёжки; волосы забрала в хвост. И теперь вышагивала по Тверской, как припозднившаяся «ночная бабочка», которой сегодня не удастся поспать, так как вскоре снова надо выходить на работу. Тонкие высокие каблуки босоножек прогибались и угрожающе поскрипывали, ремень вместительной сумки-торбы оттягивал руку. Во рту, несмотря на выпитую у «Макдональдса» бутылку кока-колы, пересохло. Раньше я полюбовалась бы витринами, зашла в пару-тройку магазинов. Но сегодня не могла отвлечься от мыслей о том жутком доме, и пыталась представить, каков он с виду.

Перед мысленным взором представало что-то старое, полуразрушенное, в пыли и паутине, с выбитыми стёклами и сорванными дверями. Но, в то же время, я понимала, что на Тверской и вообще в центре Москвы таких домов давно нет.

Я миновала кафе «Охотник», ненадолго задержалась у дверей аптеки, размышляя, стоит ли зайти за таблетками от головной боли. Потом махнула рукой и направилась к улице Фучика, потому что троллейбусы шли набитые битком. К тому же мои каблуки могли не выдержать давку и тем самым создать дополнительные проблемы.

Нужный дом напоминал золотую коронку, вставленную между раскрошившимися тёмными зубами старика. Выстроенный из жёлтого кирпича, со сплошными стёклами, как все элитарные здания, он надменно сверкал кнопками кодов на подъездах и щерился решётками домофонов. Дома здесь стояли сплошной стеной, входы в сквозные парадные перекрывали запертые двери. Во двор можно было попасть лишь одним способом – обойти массив по Тверским-Ямским переулкам.

Вероятно, окна Дининой квартиры выходили на юго-запад и северо-восток. Но я точно не знала, где именно они расположены, и потому хотела просто отдохнуть в тени. Не надеясь на шапочное знакомство с кем-то из соседей Дины Агаповой, я опустилась на горячую от солнца скамейку и с наслаждением вытянула вперёд ноги, давая себе клятву в следующий раз не надевать в дальнюю дорогу босоножки на каблуках.

Посередине двора разгружался трейлер. Крепкие молодцы таскали коробки в магазин; время от времени они пронзительно свистели и хохотали. Впрочем, это не помешало двоим из них устроить драку. Я наблюдала за привычной дворовой жизнью из-под тополя, около которого совсем недавно возвели забор, всё еще остро пахнущий свежеструганными досками. За этим забором, скрывающим меня от взоров любопытных кумушек, разворачивалась очередная стройка. Отметив, что место выбрано удачно, и не мешает посидеть здесь подольше, я на минуточку закрыла глаза; надо было немного отдохнуть.

И вдруг из кустиков прямо на меня выскочила презабавная собачка, одновременно похожая на спаниеля и на пикинессу, размером с хорошо откормленного кота средних лет. Густая блестящая шерсть зверька пестрила чёрным, шоколадным и палевым; вздёрнутый влажный нос сосредоточенно елозил по моей лодыжке, а выпуклые огромные глаза выражали безмерное удивление. Должно быть, собачка часто гуляла здесь с хозяевами, те присаживались на эту скамейку, а вот теперь место оказалось занято беспардонным чужаком. Собака точно знала, что видит меня впервые.

Нагнувшись, я погладила милашку, совершенно не опасаясь её страха или агрессии. От животного исходили флюиды утончённого благородства, не позволяющего зазря кусаться или прятаться по углам. Собачка вежливо махнула хвостом, и её висячие шёлковые уши приласкали мою потную от волнения руку.

– Дина! Динулька!

Писклявый голосок раздался за моей спиной, и я вскочила – потрясённая, даже испуганная. Имя, многократно слышанное мною в последние две недели, прозвучало, как гром с чистого высокого неба. Хотя ничего странно в этом не было – собак частенько называли Динами. А вдруг всё не так просто, и это знак свыше, перст судьбы?..

Собачка энергичнее завиляла хвостиком, и по её тельцу пробежала радостная дрожь. Деликатно вывернувшись из-под моей руки, она побежала на этот голосок, непонятно кому принадлежащий. А я между прочим отметила, какой дорогой и красивый на собачке ошейник – ручной работы, весь в слюде и бусинах. Значит, хозяева зажиточные, и порода редкая.

Из-за багажника подержанного «Фольксвагена» вышла, как мне показалось, нелепо одетая и странно причёсанная, да к тому же ещё и ожиревшая девочка лет шести. И лишь через минуту я сообразила, что это – очень маленькая пожилая женщина. Одежда её, крохотная, сшитая на заказ, имела модный силуэт. Туфельки на невероятно высокой «платформе» добавляли женщине десять сантиметров роста. Рыжеватая клетка на ткани жакета и красная искра на брючках гармонировали с оттенком её жёстких от геля волос. В тех же тонах был выдержан и профессиональный артистический макияж, нанесённый на слой грунтовки.

– Что, Динулька, понравилась тебе девушка? – приветливо, даже весело спросила микроскопическая тётенька, словно лично она-то меня уже сто лет знала.