Читаем Самостоятельные люди. Исландский колокол полностью

Только такая женщина способна оценить переменчивую красоту времен года и синих гор, которыми она любуется из окна своего дома в Утиредсмири. Фру умела говорить об этой красоте на собраниях с не меньшим воодушевлением, нежели туристы, приезжавшие сюда на летние каникулы. Работу на лоне природы она считала полезным физическим упражнением, к тому же выполняемым среди неописуемых красот родной земли; она даже завидовала бедным крестьянам, у которых, по ее мнению, было так мало забот и к тому же грошовые расходы. Ее муж влезал в долги из-за крупных построек, мелиорации и покупки сельскохозяйственных машин, не говоря уж о расходах на жалованье батракам в такие тяжелые времена, — а крестьянам для полного счастья нужно было только вставать на часок раньше и заканчивать работу на часок позже. Зажиточные люди редко бывают счастливы, — а бедняки счастливы всегда, за редким исключением. Когда какой-нибудь бедный крестьянин вступал в брак и селился в долине, она «духовно соединялась» с ним и даже «целовала его следы». Для свадебного пира Бьяртура она дала большую палатку, где можно было спокойно пить кофе и произносить речи.

Крестьяне собрались сначала во дворе: кто стоял у дверей, кто — прислонившись к стене дома. Они нюхали, сильно морщась, табак и беседовали с женихом. Говорили о том, о чем здесь всегда говорится весной, — о болезнях овец. Ленточный глист испокон веков был одним из злейших врагов крестьянина, и только потому, что собак теперь стали правильно лечить, зло это пошло на убыль. Но недавно появился новый вид глистов, ничуть не менее опасный, — легочный глист. И хотя о ленточном толкуют по-прежнему много, об этой новой напасти с каждой весной говорят все больше.

— Я всегда говорю, — сказал Тоурир из Гилтейги, — если ты в зимнее время уберег овцу от поноса — бояться нечего. Пусть даже глисты у нее из носа торчат, и то не страшно, если желудок в порядке. Раз желудок в порядке, значит, она переварит весеннюю траву. Если я не прав, скажите.

— Да, верно это, — сказал жених, — то же самое, слово в слово, говорил Тоурарин из Урдарселя, который сейчас при смерти. Уж он-то хорошо в этом разбирался. Когда ягнята болели поносом, он пользовал их жевательным табаком. Помню, несколько лет тому назад, когда я однажды заночевал у него, он мне сказал, что в иную зиму давал своим ягнятам целую четвертку табаку. И что лучше сэкономить на кофе, не говоря уж о сахаре, чем на табаке для ягнят.

— Меня, правда, никогда не считали примерным хозяином, — сказал Эйнар из Ундирхлида, сочинитель псалмов и поминальных песен, — но я замечаю, что хуже всего приходится тем, которые только и думают что о своем пропитании; судьба как будто смеется над ними. И мне сдается, что если кормом не спасешь ягнят, то табаком и того меньше. Не знаю, может быть, жевательный табак и помогает, если беда стряслась, но ведь табак табаком, а корм кормом.

— Тут что ни слово, то правда, — вмешался Оулавюр из Истадаля; он говорил быстро, пронзительным голосом. — Корм — это самое главное. Но корм корму рознь, не правда ли? Это каждому ясно. Вот и ветеринары твердят об этом в газетах. Есть такие корма, в которых прячется проклятый микроб, от него и заводятся глисты. Микроб остается микробом, и ни один глист еще не являлся на свет без микроба. Это всякому ясно. А где же этот микроб, если не в корме, спрошу я вас?

— Не знаю, что тебе на это сказать, — заметил Тоурарин. — Мы осторожно подбираем корм для овец и осторожно учим детей закону божьему. И вдруг откуда-то берется червь. Так бывает и с животными, так бывает и с людьми.

А женщины сидели в доме и сплетничали о Сдейнке из Гилтейги, которая вела хозяйство в отцовском доме. Она как раз родила ребенка на той неделе. Кое-кто из женщин вызвался ходить за ней, — ведь все они охотно предлагают свои услуги, когда рождается внебрачный ребенок, по крайней мере, на первую неделю, пока еще не проведали, кто отец. У бедняжки были очень тяжелые роды, и ребенок-то слабенький — неизвестно даже, выживет ли он. Понемногу они разговорились и стали вспоминать о своих родах и недугах, а потом о болезнях детей. Теперь люди не могут похвастать здоровьем, хотя в последнее время уже не слышно о таких страшных болезнях, как оспа и чума, а все какое-то вечное недомогание — зубная боль, сыпи, болезнь сердца, отеки на суставах, ушибы, одышка, часто с кашлем, боль в груди, боль в горле, не говоря уж о страшном урчании и вздутии в кишках. Но нет, пожалуй, более изнурительной для души и тела болезни, чем «нервы».

Перейти на страницу:

Все книги серии БВЛ. Серия третья

Травницкая хроника. Мост на Дрине
Травницкая хроника. Мост на Дрине

Трагическая история Боснии с наибольшей полнотой и последовательностью раскрыта в двух исторических романах Андрича — «Травницкая хроника» и «Мост на Дрине».«Травницкая хроника» — это повествование о восьми годах жизни Травника, глухой турецкой провинции, которая оказывается втянутой в наполеоновские войны — от блистательных побед на полях Аустерлица и при Ваграме и до поражения в войне с Россией.«Мост на Дрине» — роман, отличающийся интересной и своеобразной композицией. Все события, происходящие в романе на протяжении нескольких веков (1516–1914 гг.), так или иначе связаны с существованием белоснежного красавца-моста на реке Дрине, построенного в боснийском городе Вышеграде уроженцем этого города, отуреченным сербом великим визирем Мехмед-пашой.Вступительная статья Е. Книпович.Примечания О. Кутасовой и В. Зеленина.Иллюстрации Л. Зусмана.

Иво Андрич

Историческая проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее