Самостоятельные люди. Исландский колокол

— Так я и знал. Тот самый нож, которого недосчитался нынче утром мой господин.

С этими словами Гринвицензис вырвал нож у Йоуна. Во время этой сцены Йоун Мартейнссон зевал так, словно все происходящее его совершенно не касалось.

Уже войдя в дом, Йоун Хреггвидссон услышал, как он стал клянчить у Гринвицензиса на кружку пива.

Глава семнадцатая

— Добро пожаловать, Йоун Хреггвидссон, — спокойно и внятно произнес Арнас Арнэус низким голосом, казалось, исходившим от некоего всеведущего существа, которое в ясный летний день обращается к путнику с черной скалы и знает все, что тому довелось испытать в пути. Правда, крестьянин не уловил, слышалась ли в этом звучном голосе насмешка или только радушие.

Комната, куда его привели, была просторная и высокая. По стенам, от пола до потолка, тянулись книжные полки. Чтобы достичь самых верхних, приходилось взбираться по лестнице, как на сеновал. Окна находились очень высоко, под самым потолком. Крошечные стекла с свинцовым переплетом пропускали так мало света, что комната освещалась еще тонкой свечой, горевшей на бюро. В темном углу, вокруг массивного дубового стола стояли стулья с высокими спинками, а на столе — кувшин и несколько глиняных кружек. В другом углу высилась статуя какого-то человека или бога, а в третьем — жарко натопленная кафельная печь.

Хозяин дома заставил гостя сесть. В углу, на подставке, стоял маленький бочонок. Арнэус вытащил втулку, нацедил в одну из кружек пенистого ростокского пива и поставил ее перед крестьянином.

— Промочи-ка себе горло, Йоун Хреггвидссон, — сказал он.

Йоун поблагодарил и выпил. Его мучила страшная жажда, и, когда пивной дух ударил ему в нос, Йоун радостно вздохнул и облизал бороду. Арнас Арнэус разглядывал его.

Видя, что гость не торопится выкладывать свое дело, Арнэус спросил его:

— Что тебе надо от меня, Йоун Хреггвидссон?

Вместо ответа Йоун нагнулся и принялся стаскивать сапог.

— Ты промочил ноги? — спросил Арнэус.

— Нет.

— Значит, ты поранил ногу?

— Нет.

Нога Йоуна была обернута тряпками, и, когда он размотал их, оказалось, что на один из пальцев надето золотое кольцо. Йоун снял его, вытер о штаны и протянул хозяину.

Арнэус холодно взглянул на кольцо, но тон его стал чуть более сдержанным. И когда он спросил гостя, как попало к нему кольцо, казалось, будто сам он вдруг отодвинулся куда-то далеко.

— Златокудрая дева просила меня передать…

— Довольно, — перебил Арнэус и положил кольцо на стол перед гостем.

— Златокудрая дева просила меня передать… — повторил гость, но хозяин вновь не дал ему договорить.

— Не надо! — сказал он.

Йоун Хреггвидссон поднял глаза на Арнэуса и, должно быть, впервые в жизни оробел. Во всяком случае, ясно было одно: после такого долгого путешествия он не решался теперь выполнить поручение, которое все эти дни хранил в своем сердце. Он молчал, не осмеливаясь передать доверенные ему слова.

— Я слышал, ты убил человека, Йоун Хреггвидссон. Это верно?

Йоун Хреггвидссон привстал и ответил:

— Убил ли я человека или нет? Кто убил и кто не убил человека? Когда убивают и когда не убивают человека? Разрази меня гром, я никого не убивал. И все-таки…

— Странные речи, — заметил Арнэус без тени улыбки. На кольцо он больше не смотрел, но не отводил глаз от Йоуна.

— А сам ты считаешь себя убийцей? — спросил он наконец.

— Как когда, я чуть было не сказал — не всегда.

— Не понимаю. В бумагах, присланных из Исландии, сказано, что ты обвиняешься в убийстве и в прошлом году был осужден на альтинге, но каким-то образом бежал из-под стражи. Теперь я спрашиваю тебя, что здесь правда, — и снова ничего не могу понять.

Тут Йоун Хреггвидссон повел рассказ о всех своих делах с богом и королем с того самого дня, когда голодной весной он украл леску, чтобы сделать себе удочку. Он рассказывал, как угодил в тюрьму, как два года назад помог разбить исландский колокол по приказу нашего всемилостивейшего короля. Как не сумел держать язык за зубами в разговоре с королевским палачом и был наказан за это плетьми, о чем господину Арнэусу уже известно, ибо после этого наказания он сам посетил Йоуна в его лачуге в Рейне. Он сообщил Арнэусу о внезапной смерти Сигурдура Сноррасона и о том, как сам он проснулся в подозрительной близости от мертвого тела. Он говорил о своем пребывании в Бессастадире; о сплошной темной ночи, когда он месяцами не видел света божьего, кроме как на рождество и на пасху; о приговоре, который ему вынесли в Тингведлире на Эхсарау, в том месте, где бедному люду Исландии приходилось терпеть горькие муки и унижения; о ночи перед казнью, когда с него сняли цепи и когда он получил кольцо и приказ разыскать милостивого господина и молить его о спасении. О том, как он скитался после того, как потерял из виду берега Исландии и как проклинал эту страну. И как, наконец, после долгих скитаний по разным землям и странам, он — простой маленький человек из Скаги — притащился в этот зал и хочет умолить его всемилостивейшее величество, чтобы тот дозволил Йоуну мирно трудиться на своем жалком клочке земли.