Самостоятельные люди. Исландский колокол

Женщины сердечно поблагодарили асессора за то, что он рассказал им о городе великих исландцев Гудрид Торбьярнардоутир, Стурлы Сигхватссона и Йоуна Арасона. Но так как внизу его ждали гости, прибывшие издалека, то на этот раз у него уже не было времени рассказывать о других городах. Супруга епископа, которая была ревностной протестанткой и поэтому не находила большого удовольствия в рассказе о папской резиденции, попросила у асессора разрешения в следующий раз самой избрать город. Он сказал, что им дозволяется избрать любой город, какой им только захочется, простился и направился к двери.

— Я только что вспомнила, асессор, — сказала, поспешно поднимаясь, Снайфридур, — что у меня есть к вам небольшое дело. Я чуть было не забыла о нем. Но должна заметить, что оно касается не меня.

— Речь идет о книге? — спросил он, обернувшись на пороге и взглянув ей в глаза.

— Нет, о человеке, — ответила она.

Он сказал, что с удовольствием выслушает ее, когда она только пожелает.

Затем он ушел.

Глава десятая

Арнэус попросил ее сесть. Она заняла место напротив него, сложила руки на коленях и взглянула словно издалека. Теперь она вновь держалась скованно.

— Я не пришла бы, не попроси меня о том один старик. Я сказала ему, что меня это все не касается, и, однако, я пришла именно поэтому. Не думайте, что я пришла по какой-нибудь другой причине.

— Добро пожаловать, Снайфридур, — сказал он во второй или в третий раз.

— Да, — заметила она, — я знаю, вам известны все прекрасные обычаи большого света. И все же, как говорится, я тут ничего не могу поделать: пусть я не знаю этого старика и он не имеет ко мне ровно никакого отношения, но у меня такое чувство, словно я всегда его знала, и он дорог мне. Его зовут Йоун Хреггвидссон.

— А, старый Йоун Хреггвидссон, — сказал Арнас Арнэус. — Его мать сохранила редчайшее сокровище севера.

— Да, — ответила Снайфридур, — свое сердце…

— Нет, несколько старых пергаментов, — прервал ее Арнас Арнэус.

— Прошу прощения.

— Мы все в долгу у Йоуна Хреггвидссона… из-за его матери, — продолжал Арнэус. — Поэтому, Снайфридур, когда он мне принес кольцо, я решил подарить ему эту вещицу, чтобы он мог хорошенько повеселиться.

— О, не будем говорить теперь, спустя пятнадцать лет, о таких пустяках, — возразила Снайфридур. — При мысли о том, что все мы были когда-то молоды, можно лишь смеяться и краснеть.

Он облокотился о свое бюро. Позади него лежали большие книги и связки рукописей. Некоторые папки он уже развернул. На нем был длинный и широкий черный кафтан с белыми манжетами. Он сцепил указательные пальцы рук, и она снова услышала его голос:

— Когда в тот раз я исчез и не вернулся, несмотря на свое обещание, ибо, как говорится в исландских сагах, судьба сильнее человеческой воли, я утешал себя мыслью, что, когда я снова увижу златокудрую деву, она станет совсем другой. Исчезнут ее молодость и красота, этот дар юности. Наши мудрые предки учили, что нарушение любовной клятвы — единственная измена, на которую боги смотрят снисходительно: Venus haec perjuria ridet[145]. Когда вчера вечером, после стольких лет, вы вошли в зал, я увидел, что богиня не станет снисходительно смеяться надо мной.

— Оставим эти бесполезные речи, асессор, — сказала она, разняла руки и на мгновение поднесла их к лицу, словно желая защититься. — Ради бога!

— В молодости все люди поэты, но потом это проходит. Точно так же, пока мы молоды, мы очень недолго бываем красивы. И то и другое — удел юности. Но некоторых, в знак особой милости, боги награждают этими дарами от колыбели до могилы, сколько бы лет, много или мало, ни длилась их жизнь.

— Да вы поэт, асессор.

— Мне хочется, чтобы эти мои слова послужили вступлением к нашей беседе.

Она сидела неподвижно, глядя в пространство, словно позабыв о своем деле. Все ее существо было пронизано таким возвышенным неземным покоем, что казалось, будто она дитя воздуха, а не земли. Наконец она опустила глаза.

— Йоун Хреггвидссон, — начала она, — я хочу говорить с вами только о нем. Говорят, что подающий милостыню попадает во власть нищего. Вот так и Йоун Хреггвидссон является через пятнадцать лет и начинает отдавать мне приказания.

— Мне думалось, вы гордитесь тем, что сохранили голову старому Йоуну Хреггвидссону, который убил палача.

— Мой отец заслужил с моей стороны иного отношения. А я вместо того освободила осужденного им преступника. Отец всегда желал мне только добра. Вы, друг короля, также должны были бы разгневаться на меня, ибо вы сами сказали, что Йоун убил человека, слугу короля.

— Он, несомненно, это сделал, — ответил Арнас Арнэус. — Но мы с вами оба невиновны перед своим королем, хотя и протянули руку помощи этому человеку. Против него не было никаких улик.

— Мой отец всегда судит справедливо, — сказала она.

— Откуда вы это знаете?

— Я — частица его, и он живет во мне. Мне кажется, что я сама по всей справедливости осудила этого преступника. Поэтому меня терзают угрызения совести из-за того, что я освободила его.