Самостоятельные люди. Исландский колокол

— Сущий дьявол — дьявол для всех, хотя бы ты и делал вид, что кому-то помогаешь, — сказал Гриндвикинг. — Ты сперва пырнул его ножом.

— А хотя бы и так, — сказал Йоун Мартейнссон. — Пора было оказать услуги и бедняге Аурни. Теперь Снайфридур Бьорнсдоутир овдовела, и он может распрощаться со своей Гилитрутт[178], жениться на Снайфридур и поселиться в Брайдратунге, законной наследницей которой она теперь стала благодаря мне.

— Да возьмет тебя сатана на веки вечные за то, что ты вступил в заговор с датчанами против твоего земляка и благодетеля, за то, что ты добился осуждения моего господина и учителя, сделав его посмешищем для мошенников.

— А если Аурни захочет, я отменю решение верховного суда, — сказал Йоун Мартейнссон. — Если бы у тебя были деньги на пиво, но у тебя их никогда нет. Поди пощупай, не найдешь ли ты чего-нибудь в карманах у мертвеца.

— Проси пива у Компании, проси у шведов, — сказал Гриндвикинг. — Или ты думаешь, тебе одному хочется пива в этом городе? Ты можешь, пожалуй, втянуть меня в любое злое дело, но мародером по твоему приказу я никогда не стану.

— Если он припрятал несколько скильдингов, так он мне их задолжал. Той небольшой честью, которая осталась у этого человека, он обязан мне — я ведь восстановил ее своими бесконечными петициями и апелляциями. — С этими словами Йоун Мартейнссон встал и начал обыскивать труп. — Неужели ты думаешь, я могу питать какое-нибудь уважение к мертвецу, который при жизни дошел до того, что лишился и чести и поместья? — сказал он.

— А я считаю, что самое малое, чего можно требовать от убийцы, это чтобы он уважительно отзывался о том, кого убил, — сказал Гриндвикинг. — Во всяком случае, так говорится в древних сагах. Даже самые плохие люди не отзывались плохо о тех, кого они убивали. И хотя этот человек в жизни был врагом моего учителя, ты не заставишь меня сказать что-либо оскорбительное над его прахом. Requiescas, — говорю я, — quis quis es, in pace, amen[179]. И наконец, чтобы приступить к делу: что ты сделал с книгой «Scaldica majora»[180], которую ты украл из библиотеки моего господина?

— «Скальда», — сказал Йоун Мартейнссон. — Она пропала?

— Мой учитель хорошо знает, что никто, кроме тебя, не мог этого сделать, — сказал Гриндвикинг.

— Ни один здравомыслящий человек не стал бы красть эту книгу, любой, у кого ее найдут, будет схвачен, — сказал Йоун Мартейнссон.

— Чего только не украдет сатана, чтобы продать шведам? — спросил Гриндвикинг.

— Мой друг Аурни слишком прост: он думал, что накормит исландцев, нападая на Компанию, он думал, что уничтожит слухи о Снайфридур, Солнце Исландии, позоря ее близких; он думал, что спасет честь родины, выманивая у голодных дураков Исландии те немногие книги, которые там еще не сгнили, и собирая их в кучу в Копенгагене, где они могут сгореть в одну-единственную ночь. А теперь он думает, что шведы не так хитры, как он. Я тебе вот что скажу: они гораздо хитрее его, они так хитры, что никакая сила на свете не заставит их поверить, что кучка называющих себя исландцами вшивых нищих в богом забытом углу севера, которые, слава богу, скоро вымрут, написали древние саги. Я знаю, Аурни зол на меня за то, что я не бросаю в его пасть любую бумажку, которая может подвернуться мне под руку. Почему бы ему не утешиться тем, что он раздобыл ценнейшие книги? Я всего-навсего только и сделал, что продал несколько не имеющих никакой цены тряпок фон Оксеншерну и дю Бертельшельду, да еще де ля Розенквист просил меня достать родословную, чтобы доказать, что его предки восходят к троллям.

— Тебя все равно будут звать вором «Скальды», хотя в Лунде ее и называют древней сагой вестготов. Говори, где книга, иначе я напишу одному человеку в Арнарфьорде, который знает толк в волшебных рунах.

— Тогда тебя сожгут, — сказал Йоун Мартейнссон.

К этому времени он нашел в карманах мертвеца почти два далера; рассчитывая найти еще, он положил деньги на окно, которое было плотно закрыто, и начал стаскивать с покойника сапоги. Гриндвикинг понял, как понимал и раньше, что слова мало действуют на Йоуна Мартейнссона, и ограничился тем, что открыл и снова закрыл рот, глядя на него.

Окончив поиски, Йоун Мартейнссон начал натягивать на себя одежду. Вместо того чтобы умыться, он втер в волосы пахучую мазь. В заключение он надел плащ, широкий, как балахон звонаря. В каждый карман он засунул по сапогу Магнуса из Брайдратунги. Потом он достал шляпу. На ней виднелось несколько полузасохших грязных пятен, он поплевал на них, затем вытер рукавом. Пригладил немного волосы на затылке и надел шляпу. У него сильно выдавалась вперед нижняя челюсть, в верхней давно уже не было зубов, и подбородок его все больше стремился к тому, чтобы поцеловать кончик носа. Морщины по обеим щекам спускались к подбородку. Глаза были удивительной силы, и стоило их обладателю только выспаться, как они вновь обретали свой блеск. Говорил он всегда ворчливым, по-исландски небрежным тоном.

— Разве ты не сообщишь об утопленнике, парень? — спросил Гриндвикинг, когда Йоун Мартейнссон запер за ними дверь.